Ц Я не мыслитель. Мне недоступны не только абстракции научного мышлени
я, но и абстракции жизни, так сказать. Вы, возможно, и правы в своем намеке на
то, что если бы я уехал до 1917-го, то по ею пору жил бы в сердцах оставшихся не с
омнительной, в лучшем случае, фигурой, а рыцарем наравне с Михаилом Ивано
вичем. Но, в отличие от него, я любил это место. Я и сейчас его люблю.
Люблю все это Ц сырые дощатые стены, вечные веранды, клумбы и лужи Подмос
ковья, камни московских переулков, излучину Москвы-реки Ц все. Пока еще т
лится надежда встретить давно знакомое лицо, если я только смогу различи
ть за маской надвигающейся смерти единственность и неповторимость пре
жней улыбки или жеста, пока это остается, я Ц здесь. Время летело, не касая
сь меня. В молодости я был довольно состоятелен. В зрелые и старые годы Ц
прилично беден. Постоянно чувствуя какую-то чуть ли не мистическую убеж
денность, что если пропаду, то уж непременно с этим местом вместе, я никогд
а не вмешивался в политику. Даже в наш кратковременный политический «рен
ессанс» десятых не соблазнился. Просто жил здесь, не заботясь о «когда», о
переменах, подъемах и спадах. Поверьте, при этом я нередко переживал прои
сходящее, но Ц не заботился. Почти никогда не плакал, даже когда перчатки
в гроба клал, а ведь с перчатками-то в тридцатые, как и с сигарами, становил
ось все труднее. Так ведь иной раз, как положу перчатку, так думаю: чего пла
кать-то? Ты Ц здесь, я здесь, а как умру, так вместе будем и там, в другом мест
е. Одни смеялись над этим добродушно, как Иван, который меня «первертным ф
аталистом» называл. Другие подозревали, боялись, даже ненавидели. Раз мн
е Елена Константиновна прямо в лицо выпалила: ваша, говорит, ноншалантно
сть оскорбительна для страдающих. Да, оскорбительна, наверное. Что делат
ь! Становиться из человека места человеком времени было поздно.
Михаил Иванович обладал необыкновенной врожденной способностью отвле
чения от места удивительной для человека его происхождения; казак малор
оссийский, with a smidgin of Tartar blood Ц как любил повторять его петербургский приятель и,
как и он, страстный балетоман Федор Ипполитович, Ц Михаил Иванович жил т
олько во времени. Киев, Монте-Карло, Лондон, Париж, Берген, Мадагаскар Ц вс
е они были для него только точками, отмечающими движение от дела к делу. А
дела он имел обыкновение доводить до конца (я свои предпочитал и не начин
ать) Ц совсем не русская черта. В делах он был изящен и четок. Возможно, его
крайняя индифферентность к местам была связана и с его феноменальной ли
нгвистической одаренностью Ц ему было все равно, на каком языке изъясня
ться из тех семивосьми, которые он знал вполне. Ритуал Ц его он носил с со
бой, в любом месте подтверждая себя Рыцарем. И все эти опережающие событи
я символы! Мог ли он знать в 1915-м, когда занимался ликвидацией своего издат
ельства, что не пройдет и двух лет, как он станет одним из главных ликвидат
оров фирмы под названием Российская Империя, а еще через десять Ц превр
атится в одного из крупнейших в Европе профессиональных банковских лик
видаторов? И не была ли эта его профессия сама символом должной безнадеж
ности Рыцаря Времени?
«Ну да, Ц раздраженно продолжал я, возвращаясь в электричке в Москву, Ц
небось клал себе перчатку в гроб Ц и дело с концом. Да нет же, вздор все это
! Просто мы так привыкли к тому, что сделать все равно ничего нельзя, что на
м приятно думать о форме поступков других и прежних людей как о дуракава
лянье. Но не это ли станет и нашей участью, да и в самом скором времени? Сами
будем класть перчатки в пустые гроба, да еще и очень этим гордиться!»
Так закончился этот вечер, а с ним и мои московские поиски.


Часть 2
То время (документированные впечатления)
Документированные впечат
ления Ц это не впечатления от документально подтвержденных фактов, а вп
ечатления, сам факт которых документально подтвержден


«Работа с архивами, сэр, значи
тельно облегчается многочисленными местами, вымаранными черной тушью
и пропусками целых страниц».
(из беседы с помощником храни
теля Архива Британского Министерства Иностранных дел в Кью-Гарденз)

Глава 8
Веселая тень будущего

«Мне было так мучительно тру
дно вообразить его себе, что когда, наконец, он был уже здесь, передо мной, т
о никакие мнения и суждения о нем других лиц ничего не могли в нем изменит
ь.»
Ричард Джефрис об Октавиане
Августе

Это Ц о том, кто что сказал. Само по себе оно не существует. Его нет в молчан
ии, как нет и молчащих.
В туманной дали незаконченного романа ведется нескончаемый разговор о
предательстве. Полузабытые позиции позавчерашнего дня! Выразишь их бук
вально словами сегодняшнего, и выйдет базарный феномен переклички поко
лений. Ну что ж, опять пойдут люди, встречи, нарушенные зароки проносящейс
я жизни, но... А не лучше ли распроститься со всем этим легко и весело как есл
и бы не было в нас наследственного сифилиса серьезности от дедов с их тор
жественным безумием, через отцов с их бездумной значительностью. В перво
й части романа моя жизнь была еще единой, с ее временем Ц тоже одним; в ней
время других было частью моего. Во второй части я покидаю это единство, чт
о тоже своего рода отступничество. Тогда, по ходу дела, мне придется не тол
ько признать, что я Ц не их, но и заплатить за это признанием того, что я не
свой.
1990 г. Через двадцать лет я нашел время и место писать о Михаиле Ивановиче. П
равда, времени недоставало, но зато места было сколько угодно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63