Просто люди в кого-то верят,
не замечая этого. Замечают, только когда верить перестают. Тогда они назы
вают его предателем». Ц «Ну да, Ц уже успокоившись, согласился я, Ц униж
енные и оскорбленные всех стран и времен скорее простят их унижавших и о
скорблявших, чем тех, ну, кто не унижался и не оскорблялся».
Иван Семенович достал из кармана висевшего на спинке стула пальто плоск
ую серебряную фляжку и разлил водку в маленькие граненые стопки (»вот и п
ирожки пойдут»): «Я приглашаю вас выпить в память моего вот уже как десять
лет покойного друга». Я послал второй шар, уже не пробный: «Когда умирает н
аблюдатель, то и действователь перестает действовать, не так ли?» Он нали
л по второй. «Я давно отвык удивляться Ц не на чем было упражнять эту спос
обность. Сейчас, признаюсь, я несколько удивлен. Я не могу не согласиться с
вами в том, что наблюдатель и действователь Ц всегда в паре. Один без дру
гого не живет. Во всяком случае, не живет прежним образом. Съешьте пирожок
, сделайте милость». Я поднял стопку: «Ну да, вместе с действованием ушли и
сигары, не правда ли? Медленно раскуриваемые, благородные в своей тугой и
упругой стати, лелеемые в мягких неторопливых пальцах. Не то что невроти
чески сглатываемые одна за другой сигареты. Нет, истинный действователь
не курит сигарет. Пью в память наблюдателя и льщу себя надеждой, что это то
т не названный вами друг!»
Я закурил. Иван Семенович налил снова и сказал: «Все же я настаиваю на полн
ой непреднамеренности Ц несмотря ни на что». Ц «На непреднамеренности
чего? Нашей встречи?» Ц «Всего, включая и нашу встречу». Мы съели пирожки
и выпили еще по стопке. «Твоя фляжка прямо корнюкупея какая-то», Ц сказа
ла Мария Николаевна (она не пила). «Вы, мне кажется, скоро уедете отсюда нав
сегда, Ц продолжал Иван Семенович. Ц Вы, человек, крадущийся по аллеям м
агоновского сада, где вы не оставили ни владенья своего, ни любовницы, ни с
частья, ни даже несчастья Ц ничего! Уедете себе на остров какой-нибудь. В
Англию, скорее всего». Ц «Но почему же в Англию? внутренне соглашаясь, но
все же желая возражать, спросил я. Ц Ведь я еврей. И если уж так случится, м
огу податься в Иерусалим». Ц «Этому так легко не случиться, я думаю. Это к
ак с магоновским садом: вам навряд ли удастся найти то, что не вы сами поте
ряли. Ваши батюшка и матушка отменно за вас постарались: они потеряли, пус
ть сами и находят. Ими забытое еврейство само к вам не вернется, правда, Ма
шенька?»
Это был явно ход в сторону, но я не уступал: «Я люблю Англию Ц на расстояни
и, разумеется, Ц но ведь на Михаила Ивановича я уже все равно опоздал». Он,
однако, словно не замечая моего tour de force: «Так что все равно уедете. Здесь вам н
е отойти в сторону Ц как-никак, а свое». Ц «А как же Михаил Иванович?» Ц «
А он и уехал. Тут ему стало вовсе невозможно...» Ц «Так что же он, стало быть,
сменил схему жизни?» Ц «Пожалуй, если вам нравится это выражение, хотя я б
ы предпочел другое: решился переиграть партию, зная, что она не переигрыв
аема».
Пора было уходить. Иван Семенович легко поднялся со стула и, подавая мне п
альто, сказал совсем уже неожиданно: «Ваш визит только приблизил конец, к
оторого я равно не желаю и не страшусь. Вы человек из мира, мне совсем не зн
акомого. Я даже не вполне уверен, что такой мир вообще существует. Но и это
мое суждение сомнительно, ибо как можем мы судить о людях из чужих миров? Н
е забавно ли, что некоторые из моих современников по десятым годам вполн
е серьезно считали меня агентом преисподней, а Михаила Ивановича агенто
м Интеллидженс Сервис. Так им, видимо, было легче думать. Но, говоря о конце
и совсем уже о другом мире, он очень мягко улыбнулся, Ц я желал бы умереть,
обнимая двух женщин Ц Машеньку и еще одну даму, которая умерла сорок три
года назад. Она часто зовет меня оттуда, а я все не иду». Ц «Предатель», Ц
сказала Мария Николаевна, хотя было непонятно, потому ли он предатель, чт
о изменяет ей с мертвой соперницей, или потому, что не спешит к последней.
«А вас не тянет туда порой?» Когда я признался, что пока Ц нет, то он замети
л, что это оттого, что пока там у меня никого нет. «Она-то все зовет меня, уго
варивает. Приходи, говорит, скорее, я жду, а то ведь так изменишься, что я теб
я и не узнаю. А я думаю: ведь если бы я тогда молодым к ней ушел, то потом Маше
нька там меня бы не узнала. Когда я спрашиваю себя, отчего меня никогда не
привлекали занятия сверхъестественным, ответ совсем прост: оттого, что в
се и здесь кажется мне сверхъестественным или, во всяком случае, не совсе
м естественным». Так мы расстались.
Нет, даже сверхъестественная встреча в магоновском доме, хотя и доставил
а мне огромное удовольствие, не объяснила главного Ц и не только в отнош
ении Вадима Сергеевича, но и, в первую очередь, в отношении меня самого. Вм
есто ответа я получил еще одну метафору. Да и стоило ль вообще ввязыватьс
я ради тривиальнейшего из решений: просто оказывается, что человек может
прожить как хочет семьдесят лет. Ну а потом, когда больше не может, начина
ет (!) жить по-другому. А предательство? Ну, это зависит в конечном счете от в
згляда со стороны или как любил говорить покойный Александр Александро
вич Реформатский, когда его спрашивали, сколько раз он был женат, Ц «это
как посмотреть».
Но так или иначе, а шлепяновскую концепцию изменения схемы жизни пришлос
ь «отревизовать», так сказать. То есть сама по себе она все еще казалась мн
е убедительной, но только как форма, в которую облекается осознание чело
веком себя и своих обстоятельств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63