Трудный, но есть. О нем Ц немного после. А сейчас Ц вниз, вве
рх, к нему.
Но... еще одно маленькое, последнее отступление, пока вы оглядываетесь, при
выкая к полутьме огромной гостиной.
Страдание Ц это тема, а не сюжет. И, заметьте, если перейти от страдания во
обще к его, так сказать, каузальным частностям, то в начале двадцатого век
а, все они Ц вранье: и «предательство» дяди Вади, и «последний истинный ар
тист» Поэта, и «вся правда» Бурцева, все это Ц вранье, рассыпанное по не с
тавшим сюжетами под-темам того поколения. Чтобы тема превратилась в сюж
ет, необходим... еврей. Во всяком случае именно так дело обстояло с историе
й Свана, полуеврея, так же, как и с историей России начала столетья. Еврей в
носит в тему (страдания, лжи, предательства) некоторую двусмысленность, к
оторая может дать начало сюжету. Даже если тема Ц антисемитизм. Что, каза
лось бы, менее двусмысленно, но и здесь, чтобы из антисемитизма получился
сюжет, будет обязательно нужен ну какой-то «добавочный» еврей, что ли. Евр
ей Ц не совсем еврей (или даже вовсе не еврей, но выполняющий эту «еврейск
ую работу»), как, скажем, Леопольд Блум из «Улисса» Джойса, или тот же Сван. Е
врей со стороны, так сказать, приходящий, чтобы напомнить, что без дополни
тельной точки зрения Ивана Карамазова весь роман остался бы бессюжетны
м, да и вообще никакого романа бы не было.
Михаил Иванович не бегает, как я, взад-вперед по комнате, нервно затягивая
сь сигаретой, а сидит в кресле у кофейного столика, с сигаретой в правой ру
ке Ц точь-вточь, как на портрете Головина. Перед ним, на столике, «вся прав
да Бурцева»: список лиц, «транспортированных» немцами в Россию, и членов
их семей. Принесший список Наум (Нахум Натанович Бреус) сидит поодаль, дер
жа на коленях маленькую чашечку кофе. «Нет, Ц сказал Михаил Иванович, Ц
это невозможно. Из 76-ти фамилий 54, по крайней мере, еврейские. Если мы опубли
куем список, нас обвинят в прямом антисемитизме. Передайте Владимиру Льв
овичу, что для нас совершенно невозможно совершить такого рода faux pas».
«Одну минуточку, Ц быстро проговорил Бреус и поставил чашечку на пол, Ц
что вас, собственно, беспокоит? То, что если вы огласите этот список, то вас
сочтут антисемитами, или то, что его публикация будет на самом деле актом
антисемитизма? Но помилуйте, вы же сами прекрасно знаете, что вы не антисе
мит. Вы, Бурцев и я, все трое, прекрасно знаем, что список подлинный. Значит,
вы боитесь его публикации не потому, что он сфальсифицирован, а потому, чт
о она может вызвать усиление антисемитизма в армии и у части населения и
усилить вражду к вам в полуеврейском Петросовете. Вы не можете не знать, к
ак лгут большевики. Единственное, чем мы можем им ответить, это Ц правдой
. Правдой о евреях, о русских, о немцах, о французах, о нас самих, о ком угодно
». «Правда никому не нужна», Ц сказал Михаил Иванович.
Боже, как исчезнуть из этого города? Как погибнуть, наконец, если нет друго
го способа исчезновения? Кончились даже успокоительные завтраки с Нико
лаем Михайловичем. Тот сказал третьего дня: «Отчаяние переносимо только
если есть любовь, да, Мишенька?» Ц А невинность? В Науме, которого он видит
в первый раз, ее хоть отбавляй, но есть ли любовь? Поэт потерял любовь, а нев
инности в нем отроду не бывало (порядочный, однако, человек, честный, как с
казал бы этот Наум!). В те годы, в 12-м, 13-м, было другое, режущее отчаяние непопр
авимой ошибки (с каждым может случиться, говорил его кузен, Андрей Рогаст
ов, ну выебешь не ту...). Сейчас Ц глухое, тупое отчаяние от запутанной в зме
иный клубок лжи. И не выпить Ц с работой до четырех утра не разделаешься.

«Значит, правда никому не нужна, Ц повторил Бреус, Ц но если года через д
ва-три мы окажемся в Португалии или в Австралии, или в любом другом месте,
где не будет нужды во «временных формах правления», то единственная вещь
, в которой будет нужда, это Ц правда». Ц «Но поможет ли нам эта правда, ми
лейший Нахум Натанович, увидеть выход из ситуации спонтанного, перманен
тного обмана и самообмана?» Ц улыбаясь спросил Михаил Иванович. «Сейчас
объясню, Ц неожиданно резко возразил Бреус, Ц и не за Бурцева, а от себя
только. Правда никому не нужна для жизни, кроме нескольких безнадежных м
аньяков. Но она всем будет крайне нужна в момент смерти. Когда одни люди бе
з правды свернут шею, как цыплятам, миллионам других людей без правды. В то
т момент, может статься, жертвы душителей вспомнят о правде, которая им ни
когда не была нужна. Да и душители вспомнят, когда придет их очередь быть з
адушенными».
Тихо тикали фарфоровые часы с пастухом и пастушкой. «Не думаю, что она сей
час мне поможет, успокоившись, продолжал Наум, Ц или вам, или кому еще. Но у
мирать без нее будет страшнее, чем самый страшный ад. У вас, конечно, сейча
с дело в руках, так сказать, и вы простите мне эту бестактность Ц хотите и
дти до конца в выполнении принятых вами обязательств, в чем правда предс
тавляется вам помехой. Я имею в виду правду фактов, а не идей или целей. А мн
е никакие идеи не нужны, даже идея правды. В этом я расхожусь и с Владимиро
м Львовичем тоже».
Михаил Иванович листает список. Хотелось думать о Николае Михайловиче и
о Мюриел Бьюкенен (но ебать ее не хочу, о Господи!). Одновременно Ц он это с
удивлением почувствовал Ц не хотелось, чтобы Бреус ушел. «Не хотите ли к
оньяку?» Ц «Спасибо, я не пью». Ц «Как Владимир Львович?». Ц «Нет, по-друг
ому. Он по своему типу непьющий. Я, пожалуй, даже люблю выпить немного, но... п
ростите за претенциозность, боюсь последующего отрезвления».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63