»
Эбер, словно не замечая фривольности моего вопроса, очень серьезно возра
зил: «О, мой дорогой профессор, если бы это было так! О, если бы это невиннейш
ее из всех возможных, хм, единодушных стремлений разрешилось в одной лиш
ь одинокой смерти нашего любвеобильного негоцианта, то сколько было бы с
пасено невинных жизней, да и чистых смертей тоже!
Но Ц назад к делу. Оба помощника были выбраны, кроме их абсолютной надежн
ости и полной преданности, еще и по причине их безусловной непригодности
к военной службе и, следовательно, большей свободы передвижения. Боюсь, о
днако, что в случае Ансельма выбор был неосмотрителен, ибо он был еврей. Ми
хаил Иванович не принял во внимание, что как еврей Ансельм не имел права н
осить оружие, а Мориц был освобожден от призыва из-за частичного паралич
а правой руки. Может быть, он не подумал об этом из-за своей крайней рассея
нности». Ц «Но он не был в состоянии полной рассеяности, мой дорогой Эбер
, когда, покидая университетское кафе в Лейпциге, оставил вам миниатюрны
й пистолетик в футляре от очков Ц на память или так, на всякий случай. Но н
е противоречило ли это правилам места, где вы тогда работали?»
Способность Эбера не замечать иронии собеседника была поразительна. «Н
у, ну, Ц добродушно парировал он мой tour de force, Ц есть альтернативы и альтерна
тивы. Служащим моей фирмы весьма не рекомендовалось иметь на себе огнест
рельное оружие. В случае Ансельма, если бы при обыске был обнаружен писто
лет, его бы немедленно расстреляли, что, впрочем, никогда бы не помешало ем
у пойти на риск и весьма охотно. Для Михаила Ивановича запрет на оружие Ц
на любое оружие смерти, включая яд был полным и безусловным, ибо таков был
его обет».
Когда человек хорошо пьян, ему хочется поставить все точки над «i», даже ес
ли это «i» Ц он сам. Насколько пьян был Эбер, я могу судить только по неприл
ично обнажившемуся, фаллически вогнутому дну литровой бутыли брандвей
на. Решение не начинать бутылку предоставленной в мое распоряжение Поль
ской Житной оказалось бессильным перед желанием быть до конца откровен
ным с Эбером. «Ты сам его и застрелил, старый черт!» Ц «Если бы это было так
, мой дорогой Александр, то ты бы уже как два часа допивал водку с твоим дру
гом Игорем Смирновым в Мюнхене, в то время как здесь у нас с тобой ночь еще
не кончена. Да и водка Ц тоже».
«Значит, он не мог даже застрелить самого себя?» уже в отчаянии взмолился
я. «Нет, нет, ни под каким видом. Ни себя, ни другого. Фантазия Ц скажете вы? Н
исколько. Просто еще одна частная поправка к действительности. В общем, я
все сделал, как он хотел. Отправил двух чертовых баб в Швейцарию. Недотепе
-еврею Ансельму еще в 1938-м достал испанский паспорт, но он, видите ли, решил
по обету до конца оставаться в том же месте, что и Михаил Иванович, хотя я е
му, имбецилу, сто раз говорил, что это «место» скоро так расползется во все
стороны, что никакого другого не останется. Не послушался, конечно, и осен
ью 1940-го угодил в Дахау, откуда я его, едва живого, выцарапал и отправил на гр
узовом судне в Танжер (сейчас он профессор математической экономики в Ст
энфорде). Блауведель оставался моей последней связью с Михаилом Иванови
чем. Он-то и сообщил мне, что тот застрял в Люксембурге у своей любовницы Н
елли (последней, как показала жизнь, а точнее, смерть). Я бросился из Зальцб
урга к нему, через всю Германию, семнадцать часов мотогонки Ц как у Ремар
ка в «Трех товарищах».
«Но позвольте, мой дорогой Эбер, разве это предполагалось первоначальны
ми условиями вашего с ним договора?» Ц «И да, и нет. Да, потому что он сказал
мне следовать за ним до конца, до последнего мгновенья. Нет, потому что он
сказал, чтобы я не вмешивался и не нарушал предусмотренного им, если и не в
о всех деталях, хода событий. Но, Боже, как это можно было сделать не вмешив
аясь! Мчась через эту треклятую Рейнскую область, я молил только об одном:
еще застать его там, в Саарбрюкене, и говорить с ним, говорить навсегда, ду
ша с душой, сердце с сердцем. Умолить его объяснить, как можно самому испол
нить предопределенное, и можно ли вообще это сделать в этом, нами самими у
строенном аду. Но, так или иначе, живым я его больше не видел».

Без даты. Там же. Теперь Ц моя последняя любовь. В рассказе о последнем до
ме я не сразу узнал свой последний ход в этой книге, да и следующий Ц в это
й жизни. Ход, после которого может быть только выход Ц в другой роман, дру
гую жизнь. Или, сейчас Ц тебе: в нашу с тобой жизнь, где Ц как и в еще не напи
санном вместе с тобой романе будут не нужны даты и сроки. В жизни мы замени
м друг другу прошлое, а в романе попробуем лишить прошлого наших героев. Э
то будет заменой времени сюжета местом нашей любви.

Глава 21
Последний дом

Как старший друг он должен бы
л все мне объяснить про эти дома и их обитателей.
X. Л. Борхес

1991 г. Март. Последний «архивный» рывок человека, который уничтожает систе
матически свой архив (вместе с чужими письмами ему же, разумеется). Сомерс
ет-Хауз столица мира частных жизней и событий, нуждающихся в государств
енном подтверждении. Елбановский утверждает, что у его Михаила Иванович
а никогда своего жилища в Лондоне не было, только Ц отели: как у землемера
К. из «Замка» Кафки, из-за «чужести» (его слова). На этом, я думаю, сходство ко
нчается. Землемер был чужой им, жителям Деревни перед Замком. Сам он хотел
там быть своим. Мой герой себя сам же заранее исключил. Да и этой исключите
льностью готов был поступиться, когда пришло время сказать «пас» жизни,
которую перестал считать своей задолго до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63