Его личная ситуация, «обратно симметрич
ная» ситуации Поэта, не была им самим выдумана. Так случилось.
В казино в Каннах в тот распроклятый вечер 8-го марта 1909-го он играл напроти
в своего кузена Андрея Рогастова. В части зала, отделенной от играющих ка
дками с пальмами и цветочными вазами, ходили парами и в одиночку красивы
е молодые женщины (»оранжерея самых дорогих проституток во Франции», Ц
рассказывал мне Иван, передавая со слов отца эту историю). Женщина, стоявш
ая напротив их стола, была ослепительно красива. Она не нуждалась в паре. «
Никогда ее раньше здесь не видел, Ц сказал Рогастов, Ц она на тебя смотр
ит. Сыграем Ц кто первый выиграет, с тем она сегодня и будет. Идет, Мишеньк
а?» Выиграл Михаил Иванович. Продолжение этой более типичной по своему н
ачалу, чем по завершению, истории можно видеть в его намеках и полупризна
ниях Поэту. (Иван считал, что тот выигрыш в казино обошелся отцу слишком уж
дорого Ц проиграть было бы много выгодней.) Пьеретта родила ему дочь Ане
тту в 1912-м, а через пять лет сына Пьера.
Но ведь ерунда все это! Так глава идти не может. Ни одного разговора интере
сного. Просто Ц хорошо документированная чушь. Тут, однако, не лишним был
о бы заметить, что мы-то Михаила Ивановича другим, то есть без этой чуши, ни
когда и не знали, ни в Москве, ни в Петербурге.
Пока что он ездит в Канны, наезжает в Лондон, Христианию и Москву, где все б
олее увлекается последней идеей Станиславского Ц об актере, которому д
ается канва, схема, ось сюжета пьесы, а слова и жесты он находит сам. Он даже
почти решил поступить в его студию и звал с собой Поэта. В Петербурге он «г
рустный и расстроенный, пишет Поэт матери, Ц это украшает его согласно о
бычаям христианского мира, в котором вот уже 1912 лет людей украшают главны
м образом неприятности». Поэт сам грустен и расстроен Ц в июле утонул Са
пунов.
В конце их решающей беседы Михаил Иванович сказал: «Я не понимаю людей, ко
торые после „Тристана“ влюбляются».
Поэт, по его собственному выражению, «споря, не спорил». Спорил, потому, чт
о «...знал когда-то нечто большее, чем искусство, то есть не бесконечность, н
еведомо о чем, по ту сторону всего, а конец; не гибель, а полноту спасения». Н
е спорил потому, что то, что знал, потерял. Потому, что Ц пал. Теперь живет «...
как художник... не тем, что наполняет жизнь, а тем, что ее делает черной, стра
шной, тем, что для меня отчаяние и ужас, а для других радость...»
Поэт не верил в изначальность своего падения; знал и... потерял. Было дано, п
отом отнято. Возможно, здесь не было проявлено снисхождения. Он и не проси
т снисхождения. Его мучает не потеря Светлого Знания, а его «новое» «черн
ое знание» («...за бесконечностью искусства черная бездна»).
А Михаила Ивановича мучает его незнание. Никогда не знал (»Стена Незнани
я»). Хоть и предан одному искусству, не знает и искусства (Поэт Ц знает). Ост
ается любителем с одной истиной об одном искусстве. А жизнь? Но в отличие о
т Поэта он никогда бы не согласился с тем, что она не оставляет ему выбора.
Если ты можешь влюбиться после «Тристана», то Бог тебе судья. Но он сам вид
ел «Тристана» десятки раз, а не только тогда, в 1906-м в Петербурге, когда прем
ьерой дирижировал Направник и впервые встретились Кузмин и Сапунов. «Тр
истан» для Михаила Ивановича, как и для Кузмина, был ристалищем, битвой, вс
егда последней, между плотской любовью к женщине и любовью небесной. Очи
стительным ритуалом. «Тристан» Ц это проверка горящего в тебе огня прот
ивоборствующей силой водной стихии. Словом, или ты, «пробив лед», выйдешь
«сухим из воды» (как кузминская форель), или тебя захлестнет волна низкой
похоти. Ждавшая еще двадцать лет своего поэтического воплощения кузмин
ская метафора оказалась полу метафорой: «вышедший» на Кузмина на «Трист
ане», Николай Сапунов утонул, катаясь в лодке с женщиной, в которую был влю
блен, и с влюбленным в него Кузминым поражение Кузмина, дерзнувшего отож
дествить любовь однополую с небесной.
Кузмин, однако, был вполне самодостаточным и не нуждался в помощи сверхъ
естественных сил. Поражение не было для него проблемой. Он умер, сколь это
ни дико звучит, победителем. Ни Поэт, ни Михаил Иванович самодостаточны н
е были. Встречаясь, они делились опытом поражения. Только к Поэту оно приш
ло после победы бескрылой, а Михаил Иванович нес его в себе вместе с несме
тным богатством, мечтой об искусстве и непреоборимой чувственностью. В о
тличие от Сапунова он был Ц и астрологически, и алхимически Ц человеко
м водной стихии. Часами плавал на спине, не выпуская изо рта сигареты.
Теперь, разговаривая с Поэтом, Михаил Иванович хочет себя определить Ц
вторая фаза в развитии их любви (первая Ц раскрыться, то есть устранить п
редел, границу между собой и другим). Когда же сближение дошло до «мой доро
гой» и «крепко Вас целую» (в телеграммах из Канн, Парижа и Лондона), то наст
ало время объяснить Поэту свою отграниченность от многого того, с чем По
эт жил и чем он в некотором роде и был.
Со всеми своими двадцатью пятью социальными, коммерческими, эстетическ
ими и так далее ликами, Михаил Иванович был натурой гораздо менее интров
ертной и замкнутой, чем Поэт. Да, как и Поэт, просыпаясь в простуде, кори, гри
ппу или просто так, он был в ужасе от наступившего дня. Но уже выпив первую
чашку кофе и поцеловав сестер (и мать, если в Каннах), он легким шагом прохо
дил по паркетам и коврам сегодняшнего дня вместе с парившей над ним мечт
ой о легкости. У Поэта не было ни легкости, ни мечты о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63