каждый двор должен в начале будущей недели прислать по одному человеку в помощь господину землемеру.
— Что нам пользы от того, что будем обмерять барону землю? Чья земля, того и забота!— возмутился мастер Михкель из Ванаыуэ, полный еще не остывшей воинственности.
— Но приказ есть приказ,— возразила покорно Эпп, вышедшая навстречу мужу.
А мысли Матиса сразу закружились вокруг Пеэтера. «Приехал-таки, пять лет не был дома. Как же он приехал вдруг теперь, в сентябре, в такую пору, когда ни один мужчина еще и не думает об уходе из Таллина? Барином, на дачу, что ли? Известное дело, до встречи ли мужа Вийе, квохчет небось, как курица над яйцом, растопырив перья...» — думал Матис с добродушной досадой. Но прежде чем Матис успел перебрать в уме все возможные причины приезда Пеэтера, он заметил вдали, на дороге, извивавшейся в можжевельнике, мужчину. Пеэтер? Неужели и в самом деле сын? Он натянул на городское платье старый отцовский пиджак и пришел помогать Матису. Волна нежности согрела сердце Матиса.
— Здравствуй, отец!
Пожатие руки теплое, крепкое. Пеэтер словно еще больше вырос и намного возмужал.
— Здравствуй, сын!
Ветер, как и в былые годы, посвистывал меж сараями для сетей, чайки по-давнему кружили над вешалами, но отец за эти годы заметно поседел и ссутулился, однако глаза его из-под мохнатых бровей смотрели по-прежнему ясно и волево; они чуть подернулись влагой и заблестели, когда Матис своей большой, продубленной в морской воде рукой тряс молодую и сильную руку сына.
— Какими судьбами и надолго ли?
— «Каугатома» как раз стояла в порту... подвернулся случай...
— Неужто снова забастовали?
— На этот раз нет. Забастовкой на одной фабрике многого не добьешься, приходится и над тем потрудиться, чтобы весь народ себя показал.
— Силы небесные! — воскликнула испуганно ванаыуэская Эпп; очищая сети, она как раз проходила мимо кюласооских вешал (хоть на площадке для сушки сетей Матису оставили его прежнее место) и случайно услышала разговор Матиса с Пеэтером.— Разве ты, Пеэтер, тоже стал в городе димукратом?
— Если вы здесь, в Каугатома, демократы, почему же мне, фабричному рабочему, не быть демократом?
— Я димукрат?! Спаси и защити господь, у меня, слава богу, голова еще варит, а в груди бьется христианское сердце!
— Да ты, старуха, не смыслишь ничего, что димукрат, что бюрократ, болтаешь, что тебе Гиргенсон в церкви поет,— пробирал Михкель свою бабу, ее приверженность к церкви сердила его еще со времен постройки «Кауга- томы».
— А ты, видно, хочешь, чтобы я от бога отреклась!
— Зачем ты бога сюда суешь? Не бог напевает тебе в церкви всякий вздор, а «вослюбленная душа» — толстобрюхий баронский зять.
Так разговор и свернул на неутихавшую перебранку старухи и старика из Ванаыуэ. Ветер немного унялся. К радости кийратсиской хозяйки и всех находившихся на берегу, из-за Весилоо показался парус кийратсиской лодки,— кто же другой мог сегодня выехать из Лайду или Весилоо?
В сетях ила не оказалось, и Матис с Пеэтером быстро очистили их. Пеэтер взвалил на плечи мешок с сигами — двадцать две рыбины, всего лейзика полтора,— отец закрыл двери рыбацкого сарая, положил ключ под камень, и они отправились домой.
— Чертовски жаль, что сети остались в море. Еще бы немного силы, и сети были бы у нас в руках. Михкель за последние годы тоже крепко сдал...
— И ты ведь уже не юноша!
— Нет, конечно,— вздохнул Матис.— Разве я молодым остался бы в летнее время здесь, чтобы барон гонял меня с места на место? А как у вас в городе? Удалось адвокату дознаться насчет нашего устава?
— Нет,— коротко ответил Пеэтер.
— Так я и думал. А я разве мало денег унес в город адвокатам? Все те же баре, что судья, что адвокат, каждый
норовит к тебе в карман забраться, последнюю копейку вытащить, о правде никто не заботится.
— Ну, про Леви этого не скажешь. Он держал сторону рабочих, недаром его в тюрьму упрятали.
— В тюрьму? Из-за политики, что ли?
— Не иначе. Пронюхали, что он связан с социал-демократической партией.
— А ты как теперь, тоже за социализм?— спросил отец, чуть исподлобья поглядев на Пеэтера.
— Да, похоже.
— В городе жарко стало?
— И жарко. Да и в деревне тоже нужны более сведущие люди, готовые посмелее действовать. А о том, что мне в городе жарко стало, никому ни слова, даже матери, не женское это дело.
— Ищут?
— Наверно, ищут. Товарищи решили, что мне лучше на время уйти из Таллина. Послали сюда.
— Послали? Кто тебя мог послать?
— Партия.
Эта новость заставила Матиса остановиться посреди лесной тропинки; запустив руку в карман, он нашарил кисет. Только сделав несколько затяжек из трубки и зашагав дальше, Матис откашлялся и сказал:
— Видно, у вас там — в партии — народ крепкий.
— У царя на службе войска и шпики, попы и золото. Царская империя существует уже сотни лет, корни ее крепко оплели всю страну. Против царя не пойдешь запросто, насвистывая,— тут каждый должен твердо стоять за общее дело.
— Ну, а что же ты теперь сможешь на побережье? Мужики разъехались кто куда, тут никакой партии не сколотишь.
— Начать надо, люди найдутся. Ты-то старый, исконный враг барона, вот и будешь первым, Михкель из Ванаыуэ — второй, Яэн из Катку — третий, слепой Каарли — четвертый...
— Едва ли из Каарли что-нибудь выйдет. Гиргенсон принудил его грехи замаливать, церковные песни сочинять, да и Рити больно крепко оседлала.
— Не выйдет из Каарли — выйдет из других. И женщин не надо сторониться. У нас в городе есть такие женщины, что за ними иной мямля мужчина не угонится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135