Ничего не поделаешь, обычай требовал, чтобы именно девочка была крестной корабля.
И вот знаменательный миг настал. Мастер взглянул на волостного писаря, писарь — на Марис, Марис, склонившись, прошептала Хильде на ушко последние ободряющие и наставительные слова. Девочка шагнула к корабельному штевню, у которого она показалась совсем крохотной. Народ затаил дыхание, какое-то мгновение был слышен только глухой гул ветра, в который вдруг упали тихие, но внятные детские слова:
— Этот корабль должен называться «Каугатома».
В тот же момент с треском разбилась о штевень запущенная капитаном бутылка водки. Длинный Биллем схватил девочку на руки и поднял ее высоко над головой, парни из Ватла и Тагаранна бросились к Михкелю и стали качать старого мастера, а громогласный лоонаский Лаэс гаркнул мощное «ур-ра-а», подхваченное всем народом и отозвавшееся раскатистым эхом с вийдумяэских холмов за несколько верст отсюда.
— Ну вот, мать, а ты боялась, что в наш корабль заберется котерман,— сказал Тынис, взяв дряхлую старушку под руку, когда она собиралась с силами для очередного «ур-ра-а».
— Ну да, мастер вложил в корабль все свои силы и душу. Теперь кораблю под твое начало идти. Постарайся и ты быть таким же заботливым и справедливым, уж тогда все пойдет счастливо,— сказала старушка и добавила, пожимая руку сына: — Я не со зла ведь — все вы близки моему сердцу, и ты, и Матис, и все остальные. Вот стоит этот лайакивиский Кусти со своей Марис и детворой. Не кровная ведь родня, а не хочется, чтобы и их обидел кто-нибудь посильнее, даже сердцу больно, как подумаю об этом.
— Кто же может их обидеть, кроме барона?! В этом корабле у каждого из них свой пай и свое слово.
— Вот и хорошо, главное — чтобы все у вас и дальше так шло! А что у тебя с женитьбой? Нехорошо человеку одному жить. Лийзу очень старательная и порядочная девушка, пора бы уж и свадьбу сыграть — сколько же ей ждать?
— Как ворочусь из первого рейса на новом корабле, будет тебе и свадьба,— сказал Тынис на ухо матери.
Но старушку это, видимо, не успокоило.
1 Поршни — кожаная самодельная обувь.— Ред.
— Уже идешь на попятную — собирался ведь сыграть свадьбу, когда корабль будет готов.
— А разве он готов? Треть работы впереди. Мачты, такелаж, реи, паруса, установить их, наладить — мое дело. Двум богам сразу молиться нельзя. Сначала — корабль, потом — жена. Всему свой черед.
Старушка вздохнула.
— Не надо вздыхать, матушка,— успокаивал ее Тынис.— Весной корабль будет под парусами, а уж осенью ты попляшешь на нашей с Лийзу свадьбе, да так, что пол затрещит под ногами.
На этом их разговор и оборвался. Тыниса кликнули к тарану. Хотя кораблю уже дали имя, потребовалось еще два часа тяжелой работы, прежде чем «Каугатома» свободно поплыла по морю и встала за Тыллуским камнем на якорь. Только тогда в обширном доме папаши Пуумана начался праздник венчания нового корабля с морем, и Тынис на радость матери (да, наверно, и себе на радость) усердно танцевал с Лийзу. Старушка решила, что личная жизнь и младшего ее сына входит в правильную колею, и вскоре, успокоенная, покинула вместе с Вийей шумное пиршество, чтобы поплестись к своему нынешнему дому — к бобыльской хижине Рыуна-Ревала.
А о том, как продолжалась эта корабельная свадьба, повествует песня, сочиненная слепым Каарли:
Третий ковш. И круг все уже. Закричала Марис мужу: — Кусти, эй! Не так-то рьяно,— Пропадешь еще ты спьяну!
Ковш сюда! Уж мой черед, Ну и бражка, глотку жжет! Хоть я к чарочке привык, Нынче прямо с ног кувырк!
По углам пошли беседы,
Ходят-бродят непоседы.
В доме танцы, топот ног,
Визги девок-недотрог.
Гармонист, чего робеешь?
Иль похлеще не умеешь?
Выдержит хозяйский пол.
Пей, коли на милку зол!
Вот и мастер пляшет с нами! Быть нам, братцы, моряками! Наплевать на котермана, Поплывем до Роттердама.
Взвейся, парус, чтоб унес Ветер прочь от моря слез, Где барон и поп лютуют, А мужик весь век бедует.
Не отвадит сила злая От вскормившего нас края, Час пробьет, настанет срок — И вернется паренек.
Повидал он белый свет, Не страшился гроз и бед... Нынче с парня взятки гладки, Хоть в таможню — все в порядке.
Слепой Каарли в своей песне только еще вернулся на «Каугатоме» из первого рейса, а в большой комнате папаши Пуумана уже с треском отплясывали аагенспиц, польки, рейнлендеры и ванаранна. В горнице же вперемежку расселись капитаны и мастера, штурманы и боцманы, матросы и коки, верхние и нижние пильщики и усердно прикладывались к пивным кружкам, а разговоры становились все громче, так что собеседники уже плохо слышали друг друга. Вскоре горница была полна рассказчиками, а охотников послушать становилось все меньше, и они, конечно, повысились в цене. Чувство меры сохранили только оба корабельных мастера. Они не спеша поднимали свои пивные кружки, вспоминали старые потешные истории, связанные с постройкой кораблей— им ли было возражать против того, что молодежь сгрудилась вокруг, слушая их беседу:
— В старину случалось немало мастеров, особенно с острова Хийу, которые и не умели толком строить корабли, но не торопились объявить об этом хозяевам. Они первым делом начинали вырубать кили — некогда, мол, будет возиться с килем, когда закипит настоящая работа! Рубили недельку, а в субботу брали у хозяина деньги. Рубили вторую недельку — и опять подавай денежки. В третью субботу хозяин уже, бывало, заподозрит неладное, но мужики обнадежат его, и он снова платит. Той же ночью «киллеру бы» тихонько исчезали, как парни на заре от девчат, и поминай как звали, их никогда не встречали больше на этом побережье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135