Какое-то чутье подсказало Пеэтеру, что первая и самая грозная опасность миновала. Уж если они хотели его арестовать, то надо было сделать это на фабрике, во время работы.
В кармане тикали часы. Чиркнуть спичкой и узнать время здесь, в ворохе сена, было невозможно. Он пытался заглянуть в щель, но напрасно — на дворе было темно. Но и это не вносило ясности — на исходе августа ночи уже довольно длинны. Обычно аресты проводились от часу до трех ночи, когда у людей самый сладкий сон, а на улицах меньше всего прохожих. Если и за ним пришли в такую же пору, то скоро должно наступить утро.
Послышался гудок — низкий и унылый. Он доносился издалека, со стороны моря. Это какой-нибудь пароход у острова Найсаар в дождь и туман вызывал лоцмана. Что- то теперь делает брат Сандер? Жив ли он еще или покоится где-нибудь на дне моря? Ушел из Таллина с эскадрой Рожественского, угодил плотником на транспортное судно «Корея», а после того, как японцы в Цусимском проливе уничтожили царскую эскадру, про Сандера ни слуху ни духу.
От брата мысли перенеслись домой, к отцу и матери. Бароны выгнали прадеда из Рейнуыуэ, а отца из Кюласоо, ему, Пеэтеру, жандармы не дают покоя в городе, в его же квартире. Может, это кровь виновата? Нет, кровь тут ни при чем, вот ведь дядя Тынис и ладит с барами, и пользуется их милостью даже в Петербурге, насколько удалось выяснить адвокату Леви, установившему причины изменения корабельного устава сааремаасцев.
Вдруг Пеэтер задержал дыхание. Во дворе раздались шаги. Старая Полла залаяла. Шаги приближались к конюшне. Теперь уже шарили у дверей. Скрипнули дверные петли, кто-то переступил порог конюшни. Лошади в стойлах заржали, и раздался наставляющий голос Антса Луковицы:
— Ну, Каурый, уж ты и привередливый! Перед носом лежит сено, что золото, а он только и думает об овсе.
Послышались еще чьи-то шаги, и голос Важного Юхана воскликнул:
— Ишь ты, еще и пяти часов нет — я себя все считал полуночником,— а ты, оказывается, уже здесь.
Пеэтер облегченно вздохнул. Это извозчики, они пришли задать овса лошадям.
— Да разве сегодня поймешь, рано или поздно. Всю ночь в доме шум и ералаш,— сказал Антс Луковица.
— Я нынче поздно приехал да с пьяной головой, так что ничего толком не слыхал, но баба толкует, что уже с вечера вокруг дома шныряли подозрительные типы,— ответил сиплый, пропитый голос Важного Юхана.
— Они и сегодня еще высматривают. Я только что чуть не споткнулся об одного — задремал, сукин сын, у ворот. Заметил меня, притворился, стерва, пьяным и заковылял дальше.
— Вынюхивают и высматривают, а подойдет время — птичка! И выпорхнет из рук! Ну, кобылка, ты что нынче уши так навострила?..— И Пеэтер услышал, как Важный Юхан, любивший похвастаться своей лошадью и коляской, похлопал кобылу по шее.
— Может, у кобылы уши поострее наших... Поди знай, может, птичка-то как раз здесь, над нами, на сеновале,— сказал Антс Луковица.
У Пеэтера снова остановилось дыхание.
— Эге! Как бы он сюда попал? Дверь-то была на замке! Йоосеп говорит, что он вовсе уехал вечером в Нарву.
— В Нарву! Вечером он домой с работы пришел — когда-то он успел в Нарву поехать?
— Ты так говоришь, будто жалеешь, что человек успел уйти из лап этих ищеек. Может, ты и сам стал уже шпиком?— пробормотал Важный Юхан, который не только в повадках, но и в речах своих был чуточку насмешлив.
— Если бы я занялся этим ремеслом, от меня никто так легко не ушел бы,— зубоскалил Антс Луковица, и этому можно было поверить, зная его старательность и усердие.
Лет двадцать тому назад, когда в кабаке Сикупилли в драке убили его отца, тоже извозчика, но горького пьяницу, подросток Антс занял место отца. Маленький и коренастый, сидя на козлах в тяжелом отцовском тулупе, он действительно походил на круглую брюкву или на луковицу. Прозвище Луковица пристало к нему, он уже и сам
свыкся с ним, настоящее имя значилось только в бумагах. Но прозвище не портит человека. Будь ты хоть Луковица, хоть Тынурист, деньги делают из мужчины мужчину. А у Антса Луковицы, у пароконного извозчика, как поговаривали, не одна сотня рублей лежала уже в сберегательной кассе.
— Какая мне от того польза, если заберут Пеэтера? Пеэтер совсем недавно починил мне часы, жене запаял чугун, колеса к детской коляске как-то приделал. Наверно, нет такого дела, с которым он бы не справился.
— Сегодня берут фабричных рабочих — вот увидишь, скоро дойдет дело и до извозчиков.
Пеэтер чутко прислушивался. Теплое чувство к хвастливому Важному Юхану родилось в его душе и сохранилось навсегда, хотя ему больше не довелось встречаться с Юханом.
— От сумы да от тюрьмы ни одному человеку отрекаться нельзя. Чему суждено быть, того не миновать,— послышался тихий и мягкий голос Антса Луковицы — Но с открытыми глазами в огонь лезть тоже не дело. Надо все- таки в жизни осматриваться!
— Что же этот Пеэтер Тиху злого сделал? Ничего...— снова раздался голос Важного Юхана.
— Уж какая-нибудь причина была, кто его знает... Все таскал к себе в комнату книжный хлам и всякие части машин, все гонялся за «наукой». Но какой же студент или профессор может получиться из взрослого рабочего? От старого Гранта, с хорошего места, прогнали из-за забастовки. Моя старуха давно уже говорила, что он плохо кончит. Вот и вышло так. По книгам жить нельзя...
— Пеэтер пока еще не в их руках,— возразил Важный Юхан, и Пеэтер услышал, как посыпалось зерно в кормушку.
Антс Луковица не ответил, он успел справиться со своей работой и ушел. Важный Юхан еще посвистел немного, а затем и его шаги пропали за дверью конюшни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135