Затем Тынис стал крутить с богатой вдовой Хольмана, и бесприданница Лийзу осталась, конечно, в стороне. Лийзу не повезло и с сонгиским Юлиусом. Весной они обвенчались, а летом, работая в Риге, Юлиус, вспотевший,
пошел купаться на Двину и утонул, оставив Лийзу, вдобавок к Тынисову сыну, еще и маленькую дочурку.
— А тебе зачем в Весилоо?— спросил Матис с шевельнувшимся на сердце подозрением; ведь, как говорят, первая любовь трудно ржавеет.
— А что мне остается делать в Сонги после смерти Юлиуса, там все чужие. Пагилаская Анн звала к себе, она тоже совсем одинока, да и в годах к тому же. Посмотрим, если мы с Анн мирно уживемся, то, может, я и останусь в Пагила вроде как экономкой или по-иному как-нибудь, детям тоже будет потом легче.
— Ну да,— сказал Матис и вспомнил, что слышал разговор о том, будто пагилаская Анн подыскивает себе женщину, которая стряпала бы и заботилась о доме.— Мысль неплохая. Свое жилье и житье, да и не один мужчина не позаботился бы лучше тебя о кормежке Анн.
— Муж только тем и был бы лучше, что пораньше закормил бы старушку до смерти,— пошутила Лийзу и сразу задала вопрос о сегодняшнем событии, он так и вертелся у нее на языке все это время:— Ну как, упрятали Гиргенсона в мешок?
— Да, вышло так. Тебе-то не жалко?
— Жалко? Жалеть Гиргенсона! Но что дальше будет? Михкель и Таави сидят в городе, а Гиргенсон с Ренненкампфом здесь...
— Будет война. Вчера, слыхать, объявили по всей стране военное положение.
— Ну, тогда скоро и казаки здесь будут. С чем вы выйдете против царских войск?
— Без борьбы убивать себя не дадим,— ответил Матис и рассказал о том, что решили сегодня мужики в волостном правлении.
Лийзу вздохнула, но ничего не сказала, только принялась еще яростнее грести. Они благополучно миновали мысок Уннасяаре, теперь уже можно было использовать всю парусность лодки, и она быстро понеслась по волнам. Небо отливало свинцом и, несмотря на ветер, нависало над самой водой. По всем признакам вскоре должен был пойти дождь или снег.
— Побереги себя, не налегай так на весла, поспеем еще до наступления темноты, парус церковной шлюпки вон виднеется еще только под Викати,— уговаривал Матис Лийзу.
— Пустое, без дела сидеть холодно!— Лийзу продолжала грести, склонив голову вправо и с задумчивой пристальностью разглядывая бурлящую, клокочущую серую — под стать небу — воду за бортом.
Тридцатилетняя Лийзу была уже не та, что в двадцать лет. Житейские горести оставили на ее лице выражение какой-то жесткой и злой грусти, но она все еще была красива. Ее отец, старый каткуский Каарли, в свое время сошелся, очевидно по любви, с бедной батрачкой, и у них родились красивые сильные дети. Но красу, говорит .пословица, в котел не положишь. И вот она, Лийзу, теперь здесь, в этой лодке. И все же, как ни богата тенгаская госпожа, сердце Матиса чуяло, что Тынис поступил неразумно, бросив Лийзу с маленьким Рейном. Лийзу заметила взгляд Матиса и, словно угадав его мысли, резко спросила:
— Что разглядываешь? Ведь я в невестки тебе не подошла!
— Не я вас венчал, не я вас и разлучал,— вздохнул Матис.
— Того, кто венчает, вы запихали в мешок,— сказала Лийзу с легкой усмешкой, а потом ее разобрал смех: громкий, неудержимый, он разнесся вдруг по холодному свинцовому морю. Лийзу удивительно ясно помнила подробности венчания Тыниса с богатой госпожой из усадьбы Тенга. В церкви по этому случаю разостлали ковровые дорожки из конца в конец. С какой важностью и торжественностью толстобрюхий Гиргенсон совершал обряд венчания, наперед прикидывая, что в это воскресенье у него будет по меньшей мере тройной доход. А нынче этому самому Гиргенсону натянули мешок на голову! И Лийзу снова и снова смеялась, ей казалось, что мешок был надет не только на пастора, но отчасти и на все его дела, и на совершенные им, Гиргенсоном, обряды венчания.
Ну вот, теперь они уже в Кякисильма — это узкая, шириной саженей в двести, полоска моря между Рахумаа и Кякимаа. Теперь Лийзу пришлось оставить весло и обернуться, высматривая подводные камни.
— Левей, еще левей! Правей, еще правей! — командовала она, и послушный ее словам Матис поворачивал лодку по ветру или против ветра, так что вскоре они счастливо миновали гряду подводных камней.
Пока пересекали Рууснаский залив, Лийзу за весла не бралась, но и разговор в лодке утих. У каждого из них было достаточно своих забот и планов. Только однажды, перед самой высадкой на берег, Лийзу устремила взгляд своих больших голубых глаз прямо в глаза Матиса и спросила:
— А Пеэтер в Таллине?
— Должно быть, только не знаю, на свободе или за решеткой. Саар говорил, что в Таллине прошла большая облава на политических.
— Значит, он у тебя настоящий бунтовщик?
— Мудрено шишке далеко от ствола упасть,— сказал Матис.
— Ты думаешь?! — обронила Лийзу, и в тот же миг ее мысли и мысли Матиса перенеслись к маленькому Рейну и его отцу, хотя оба и не обмолвились об этом и словом, а Лийзу, словно испугавшись чего-то, поспешно спросила о другом сыне Матиса, Сандере:— А про Сандера что-нибудь знаете?
— Ничего. Его, верно, уж нет в живых, и во сне его больше не вижу.
— Если теперь еще начнется этакая... внутренняя война, тогда всех мужчин перебьют.
— Ничего не поделаешь. Надобно прийти соблазнам, но горе тому, через кого соблазн приходит, как сказал сегодня Гиргенсон.
— До того, как надели мешок,— добавила Лийзу, лукаво взглянув на Матиса.
— Ну да,— подтвердил Матис и стал травить шкот, поворачивая в лодочную гавань Весилоо.
Намек Лийзу был для него не нов — многие и раньше говорили об этом, да и сам он, бывало, в минуты тяжких сомнений думал эту невеселую думу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135