Однако какими крепкими словами ни ругали Гиргенсона, запрет оставался запретом, и, если пренебречь им, можно попасть в опасную передрягу. Более спокойные мужчины, потолковав накоротке, послали в пасторат для переговоров с Гиргенсоном мастера вместе с кийратсиским Михкелем, который так ловко умел прикидываться смиренным.
— Возлюбленные души,— сказал пастор обоим Михкелям,— не на благо себе строите вы корабль вместе с этими богоотступниками, с этими Тиху. Если господь сам не соорудит храма, тщетны все людские помыслы и труд. И я говорю вам: до тех пор, пока вы заодно с Тиху, в особенности с этим Матисом Тиху, не дозволяется вам строить свой корабль на церковной земле! Изрыгните их, и прежде всего Матиса, изгоните их, и тогда я не только сниму запрет, но и дам свое благословение трудам вашим. Ступайте теперь, возлюбленные души, и передайте все это другим,— сказал Гиргенсон, указав мужикам на дверь.
— А если бы мы постарались заплатить господину пастору хорошую арендную плату,— пытался повлиять на пастора последней сладкой приманкой кийратсиский Михкель, бочком пробираясь к двери; он хорошо знал, что Гиргенсон жаден до денег.
— Хоть ты, Михкель, и хитер на торг, хоть и выманил своей сладкоречивостью у старой рууснаской барыни задаром большой корабельный дуб, о чем, к сожалению, сам барин узнал слишком поздно, но на сей раз ты сможешь явиться ко мне с разговором об аренде только после того, как окончательно отгородишься от всех Тиху.
Когда оба Михкеля, вернувшись в Папираху, дословно передали мужикам все, что они выслушали в пасторате, кюласооский Матис заявил:
— Если дело остановится из-за меня, то я могу и выйти из нашего товарищества.
Но разъяренные мужики не хотели об этом и слышать. Крепкие словечки посыпались на голову Гиргенсона, и уже к вечеру подыскали новое место под строительную
площадку, откуда уж никто не мог их прогнать. Это была оконечность Сийгсяареской косы, угол приморского пастбища, лежащего верстах в двух от Папираху, считая прямо по морю,— собственность волостного старшины Пуумана. У папаши Пуумана хутор был выкуплен, он на своей земле господин и король, мог здесь и вверх ногами ходить и даже пароход построить — никому не было до этого никакого дела. Берег хоть и не имел здесь столь удобного, как на Папираху, склона, зато не надо было ставить ряж для закрепления тросов при спуске корабля. Ее заменяла гранитная глыба в двухстах саженях от берега — Тыллуский камень, верхушка которого и сейчас выдавалась из-подо льда.
Много хлопот, конечно, было с перевозкой на новое место бревен, но общими усилиями нескольких деревень справились и с этим. Кучер Антс приходил с приказом церковной мызы во вторник, а в субботу на Сийгсяареской косе уже стояло восемнадцать пар козел, и восемнадцать пар пильщиков — как водится, один наверху, на бревне, другой под бревном — задали жару длинным зубастым пилам.
Вот и кюласооские мужики распиливают толстое бревно — отец Матис сверху, сын Сандер внизу. Не очень-то завидно положение нижнего пильщика: он что-то вроде простого молотобойца. Напротив, верхний пильщик, уже издали приметный каждому, был куда как почетнее нижнего: именно он отвечал за качество и точность распиловки. И когда, принимаясь за новый брус, Сандер увидел на опушке леса возы, на которых женщины перевозили бревна, парень попросил отца поменяться с ним местами, разрешить ему поработать наверху.
Вряд ли кто-нибудь из чужих пошел бы навстречу желанию Сандера — опыта Сандера для верхнего пильщика было маловато,— но какой отец не хочет, чтобы его сын пораньше и во всю ширь расправил свои крылья в работе?
— Ладно уж, полезай разок, только смотри держись линии! — сказал спокойно Матис.
Прежде чем он успел слезть вниз, Сандер был уже на бревне.
Вот и подводы с бревнами и женщины уже выползли из ряссаского ельника, а вон та, третья, рядом с каурым жеребцом самого папаши Пуумана, абулаская Тийна — она ведь в этом году жила в батрачках у Пуумана.
Быть может, Тийна из-под краешка платка и впрямь
стрельнула разок-другой глазами в Сандера, но чем ближе подходила Тийна со своим соловым, тем яростнее вглядывался верхний пильщик в черную линию на бревне.
— Ты бы, отец, подбил задний клин, зазор для пилы стал бы пошире,— сказал Сандер, когда Тийна, понукая лошадь, прошла в нескольких шагах от них. Кто не оглох, тот должен был понять, что верхний пильщик интересовался только своей работой, все же остальное на свете было ему безразлично.
Так кюласооские мужчины мирно делили между собою честь и почет места верхнего пильщика. Но кийратсиский Яэн — средний сын кийратсиского Михкеля — и лагувереский Юхан чуть не сцепились из-за этого. Юхан, парень завидного роста и медвежьей силы, не умел разбираться в тонкостях, различать, что в насмешках женщин правда, а что шутка в их серьезных речах (ведь это и на самом деле не так просто). Леэна из Харала, в общем девушка деловитая и пригожая, проезжая со своим возом мимо Юхана, только и знала, что смеяться над ним. Я бы, мол, и оставила вечерком дверь комнаты открытой, но Юхан, нижний пильщик, не может держаться даже черты на бревне, где уж ему разглядеть дверную щель. Или еще скажет, что ты, мол, Юхан, не забирайся наверх, чего доброго, свалишься и искалечишься, а не ровен час и до смерти убьешься, и она, Леэна, останется тогда старой девой и проведет остаток дней своих в большой печали...
— Ты бы пустил меня разок наверх, увидим, что она тогда запоет,— просил Юхан Яэна.
— Отстань! Этого дела ты днем все равно не уладишь, это уж вам двоим придется подправить ночью в Леэниной комнате,— смеялся Яэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135