У его отца был когда-то полу пурпурный надел , коровенка, третья доля в рыбацкой лодке, с десяток сетей да семеро ребят. Главным подспорьем этого хозяйства был ящик с инструментами отца. Каждую весну он налаживал свои топорики и пилы, наугольники, циркули, отвесы и ватерпасы, взваливал ящик на спину и отправлялся в Хяадемеэсте или куда-нибудь в сторону Таллина — туда, где случалось быть кораблестроительной работе. Иногда поздней осенью или ранней весной, до лова, отец у себя на берегу мастерил землякам лодки. Было тогда на что посмотреть стайке ребят бобыля.
Восьмилетнего Михкеля отдали на мызу Ватла, свинопасом к кубьясу, отцу юугуского Сийма, и жена кубьяса не раз стегала его за то, что, выдалбливая лодочки, он забывал о деле и свиньи забредали на картофельное поле. Вскоре Михкелю, тринадцатилетнему пахарю на помещичьих полях, пришлось забыть прежние пастушьи забавы и прилежно понукать ленивого быка, чтобы борозда ложилась прямая. Но пахарем Михкель пробыл недолго. Отец не захотел взять с собой Михкеля на большую землю и в ту весну, когда парню исполнилось пятнадцать лет. И вот однажды утром трое ровесников подростков-поморян на свой страх тронулись в путь, пошли в Сырве, на лесовозе лив переправились с Сааремаа в Курляндию и пешком добрались до Риги. Там их дороги разошлись: Яаку из Панга удалось устроиться поваренком на двухмачтовую шхуну «Фрида», Сийм из Тырисе ушел за Ригу в гипсовый карьер, Михкель же попал в Хейнасте, на постройку того же корабля, где работал отец. Старик неделю ходил тучей, потом помирился с сыном, выделил ему инструменты и взял к себе подручным.
Два года проработал он рука об руку с отцом в Орайыэ на постройке «Колумбуса», а когда отец в следующую зиму, возвращаясь в сильную метель домой с рыбной ловли, провалился в полынью и утонул, Михкель, как настоящий мужчина, взял весною ящик с инструментами и отправился на работу, причем младший брат, Танель, помогал теперь уже ему как подручный. Но Танель был рожден не для кораблестроительной работы. Море и далекие страны влекли его больше, чем сам корабль. Осенью, когда пришло время собираться домой, Танель стал высматривать себе место на корабле. В один прекрасный день он в должности младшего матроса забрался на рею «Анны-Марии» пярнусцев, чтобы поставить паруса для отплытия в Амстердам. С того дня Михкель видел брата только на фотографиях, которые тот, случалось, присылал из разных уголков земного шара, прилагая к ним несколько долларов или фунтов. Остальные братья и сестры тоже разбрелись по белу свету кто куда. Михкелю остались бобыльская избенка и отцовское ремесло. В ремесле он даже превзошел отца. Отец хоть и был хорошим, стоящим корабельным плотником, в корабельные мастера все же не вышел. А Михкель отправил в путь со своей подписью уже пять кораблей.
Мастером стал он совсем случайно. Это произошло летом 1873 года, с тех пор минуло почти тридцать лет. Человек двадцать каугатомасцев работали тогда на берегу Кясму на постройке трехмачтовой баркентины «Элиза». Большинство рабочих было с острова Сааремаа, мастером же — один из пайщиков, некий Викштрем, откуда-то из-под Таллина. Нельзя сказать, чтобы он на своем веку вовсе не видывал кораблей. Все шло без особых неприятностей, пока дело не коснулось под балочных брусьев. Но однажды утром, когда мастер подвел Михкеля к сосновым, отесанным с двух сторон плахам с начерченными на боках вогнутыми линиями и велел вырубать под балочный брус для носовой части правого борта, Михкель не сдержался:
— Вырубать! Какая же тогда будет прочность у корабля? Под балочный брус должен быть цельным, без скреп, его надо вогнать в корабль, а не вырубать.
— Ты что, с ума спятил?! Хотел бы я видеть человека, который вобьет дугой в борт корабля десятидюймовую сосновую плаху! — сказал мастер, скорее удивленный, нежели рассерженный.
Михкеля рьяно поддержал его тогдашний напарник, ранний Каарли, после чего удивление Викштрема поубавилось, зато возросла злость. Упрямы были Михкель и Каарли, уже не раз они помогали забивать цельные под- балочные брусья, но еще упрямее был Викштрем: достоинство мастера было уязвлено, его пытались учить простые рабочие. Наверняка дело дошло бы до увольнения Михкеля и Каарли: Викштрем был ведь не простым мастером, а мастером-пайщиком. Но случилось так, что в это время подошли два других пайщика, и так как в рабочих на постройке корабля в ту пору был недостаток, то стороны пошли на мировую, и Михкель с Каарли остались на работе. А вечером мастер должен был по каким-то делам отлучиться на несколько дней в Таллин, и тут Михкеля осенила мысль. Жаль портить хорошие сосновые брусья. А что, если так и вогнать их цельными, пока мастер в отлучке,— что ж останется сказать Викштрему по возвращении? Каарли и другие мужики согласились с Михкелем. Задумано — сделано! Тотчас же разожгли огонь под парилкой и заложили в нее под балочные брусья. Чтобы пар стоял все время крутой и равномерный, Михкель, как зачинщик всего дела, остался дежурить на ночь. Трудное ли дело одна бессонная ночь! Ведь он был тогда молод, всего год-другой женат (Эпп, конечно, была на далеком Сааремаа), а главное — ему чертовски хотелось, чтобы удалась эта шутка с мастером.
Наутро все сноровисто взялись за дело. Весь день по берегу раздавалось буханье токмарей, а к вечеру в носовой части в правый и в левый борта были вогнаны подбалочные брусья. Когда же через пару дней вернулся Викштрем и увидел, что здесь без него сделали, он не сказал рабочим ни слова, собрал свои пожитки и исчез. Остальные пайщики не стали его удерживать, и это настолько взбесило мастера, что он, как потом рассказывали, даже взял свой пай из дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135