...А один хийумааский житель построил, говорят, такой корабль, что никак не отличишь, где нос, а где корма: оба конца ровно близнецы. Делать нечего, весной к одному штевню прибили белую щепку, пусть, мол, послужит нынешним летом корабельным носом, посмотрим, как по
плывет под парусами. Не плывет корабль! К следующему лету попытали счастья с другим концом корабля и переместили руль к прошлогоднему штевню, служившему теперь кормой. И впрямь, корабль пошел будто получше. А хийумааский мужичок еще хвастался: «Вот, говорит, совсем другое дело».
...Некий мастер (судя по рассказу, он был, наверно, с Сааремаа) соорудил новый корабль и как раз собирался спускать его на воду, когда к нему явился помещик и спросил, нельзя ли ему взойти на корабль. Мастер подумал малость и сказал, что не возражает, но сам еще не ведает, какой стороной корабль сядет на воду. Барин испугался и убрался восвояси...
Лаэс из Ватла, высоченный, точно мачта, мужик, проходил нетвердым шагом мимо собравшихся, как раз когда Михкель потешался над жителями Хийумаа. Великан остановился, прислушиваясь. По матери он был хийума- асцем — и разве мог он допустить, чтобы кто-нибудь, даже в шутку, насмехался над жителями Хийумаа? Но хотя Лаэс был сильно пьян, он глубоко уважал корабельных мастеров. Половину жизни (сейчас ему было тридцать лет) он провел на различных иностранных кораблях и знал, что парусники, построенные в здешних краях, ни в чем не уступали лучшим заморским судам. Понравился ему с виду и этот новый, спущенный сегодня на воду корабль, хотя топор Лаэса не стесал ни одной щепки при постройке «Каугатомы». Только месяц назад Лаэс забрал свой вещевой мешок с баркаса дальнего плавания «Леопольдвиль» и хотел немного осмотреться в родных краях. А это, черт возьми, совсем не так просто! Девушки, с которыми в свое время он ходил на конфирмацию, сами уже стали матерями рослых девчушек и, верно, позабыли о проказах молодости. Подросла новая, чужая ему молодежь, и каждая смазливая девушка, стоящая того, чтобы поглядеть на нее, пройтись с ней в танце, выбрала уже себе какого-нибудь верного дружка. Не найдя пока компании среди молодежи, Лаэс вмешался в беседу мастеров и, слегка покачиваясь на нетвердых ногах, вылупив свои темно-синие глаза, сказал:
— Корабль ты, Михкель, построил хороший, но клеветать на жителей Хийумаа не позволю. Гляди, вот мужчина, которого родила женщина Хийумаа!
— Почему же сам ты поглядываешь теперь на девчат с Сааремаа?— засмеялся старый Ааду.
— Я для девчат разницы не делаю, мне все равно, кто и откуда она — с Хийумаа или с Сааремаа, негритянка, еврейка или цыганка.
— Ну да, это в чужом порту, чтобы этак накоротке разок обнять и приласкать. Но настоящую жену выберешь все же здесь, в Каугатома.
— А бес его знает, может, выберу, а может быть, и не выберу, ежели они о себе слишком много мнят. Ведь и в портовых девчонках тоже ничего плохого нет. Эх, Мери и Анни, Салли и Полли! Парень погулять хочет!
В порт далекий, иностранный плыла «Лийна» из Гаваны,
Бушевал штормяга в море, обвенчалась «Лийна» с горем.
Скрылись небо и земля. Потеряли якоря.
Рвутся паруса и тросы, сносит за борт шторм матросов.
Долго потешался черт! Да пришли в английский порт.
«Лийна» стонет и кряхтит и в Кардиффский док спешит.
Кто из нас в живых остался, вволю каждый нализался.
Подрались, глушили водку, угодили за решетку...
Хоть Лаэс и нашел благодарных слушателей среди парней, толпившихся вокруг мастеров, но звуки хороводной песни, грянувшей в большой комнате, снова увлекли его туда:
Вернувшись из дальнего рейса домой, Моряк веселится, идет пир горой. Он молод, красив и с хорошей деньгой — Что ж девушке нужно еще молодой!
Сначала Лаэс только подпевал зычным голосом, затем поднялся и, оставив мастеров, покачиваясь, двинулся размашистым шагом (чуть пригнув в дверях голову) в соседнюю комнату, где шумел веселый хоровод. Распевая во всю глотку, Лаэс потоптался за кругом, пока его не позвала танцевать невысокая молоденькая девушка с круглым раскрасневшимся лицом, со вздернутым немного носиком и темными живыми глазами.
Правду, парень, мне скажи: Одиноким скучно жить? —
пела звонким голосом девушка, лихо отплясывая перед самым его носом польку.
— Одиноким! А коли я захочу начать жизнь вдвоем, небось упрешься обоими копытами!— пробубнил Лаэс.
— Откуда ты знаешь, может быть, рогами упрусь! — хохотала девушка.
— Как же тебя, рогатую, зовут?—спросил Лаэс, закружив девушку до того, что ее ноги едва касались пола.
— Как меня зовут? У меня имен четыре: Ники, Кики, Нити, Тири,— смеялась девушка, снова став твердо на пол.
Вот кончилась полька, и девушка вернулась в круг, метнув уголком глаза взгляд в сторону Сандера из Рыуна- Ревала. Пришла очередь Лаэса остаться внутри хоровода вместе с лагувереским Юханом, тоомалыукаским Пеэтером, талистереским Яэном и многими другими. На сей раз куплет для паузы между двумя польками был, видимо, сочинен девушками; в придачу к соловьям и сирени они ввернули в куплет поучительные слова:
В долине густая сирень расцвела, И слышится нежная трель соловья: «Помните, помните, парни, о том, Что девушкам платят одним лишь добром!»
Пришла очередь Лаэса выбирать подругу для новой польки, и он пригласил каткускую Лийзу, ту самую, которая долгое время работала у Хольмана экономкой. Лийзу была несколькими годами моложе Лаэса, но он засматривался на нее уже лет десять тому назад, а может, и более того (когда, бишь, он за это время был дома?). Теперь ухаживать за Лийзу было для него делом довольно безнадежным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135