Верно, это так и есть, потому что у Лийзу красивый звонкий голос. Ведь голос немало говорит о человеке. И заядлый холостяк, такой, как Тынис, просоленный водами всех морей, тоже не всякую и захочет (в Америке Тынис, говорят, был даже хоть и недолго, а по-настоящему женат)! Да, да, уж если они рядышком в одном шлюпе катаются и дела у них пойдут и дальше на лад, то, может, и он, Каарли, в один из славных деньков попирует на богатой свадьбе, потому что плохонькой свадьбой Тынис не обойдется — и какая ж это свадьба без песельника?! К тому же Каарли дальний родственник Тыниса. А родственников Тынис уважает. Вот и сейчас на берегу сразу подошел
к брату Матису и первым делом осведомился о здоровье отца. А потом сунул руку и ему, Каарли.
— Ну вот,— говорит,— мы сегодня с Каарли по одному делу здесь — оба рыбу встречаем.
— Неужто правда?— спросил Матис.— Что ж ты с этой рыбой делать станешь? Разве у Хольмана своей не хватает?
— Для еды хватает. Но старик хочет вывезти рыбу подальше. Завтра иду на «Эмилии» в Ригу — так разве он может видеть, что судно не груженым идет?! Сегодня разослал лодки по всему берегу и на острова — закупать рыбу. В Риге придется пару дней поиграть в рыботорговца.
— Пока люди не сдадут рыбу в счет аренды, ничего ты здесь не получишь,— прогнусавил Сийм из-за ограды.
— Ишь какой умник великий нашелся! Кто мне может запретить покупать рыбу за наличные!— скорее удивился, чем рассердился Тынис.
— Что после аренды останется, то можешь купить и увезти хоть в Ригу, хоть за Ригу! А я не стану с пустой телегой обратно тащиться и день попусту терять,— с важностью ответил кубьяс.
— А, да что ты с этим пустомелей толкуешь! Тоже законник нашелся,— тихо сказала Лийзу Тынису, но чуткое ухо Каарли уловило и это. Тынис не сказал ни слова, и Каарли услышал, как он грузным шагом вернулся к причалам. Матис, Михкель, Сандер и, кажется, многие другие (всех Каарли по шагам не смог узнать) пошли за ним. Некогда им было теперь раздумывать и страшиться кубьяса — Тынис ведь скупал Хольману рыбу за чистую монету!
И вскоре с причалов донесся шум торга. Тынис предлагал двадцать копеек за меру, Лаэс вначале запросил тридцать, потом двадцать пять копеек.
— Из-за тебя, черта, еще с мызой поссоришься. Даешь двадцать четыре копейки за меру — бери рыбу, не то отдам кубьясу,— таково было последнее слово Лаэса.
Так и пошла рыба по двадцать четыре копейки за меру. Даже старый Михкель из Кийратси, который уже два мешка окуней сложил на телегу кубьяса, продал остальной улов Тынису.
— Голоса кубьяса даже не слыхать,— удивился Каарли.
Ему не верилось, чтобы Юугу так оставил это дело,— старый удав что-нибудь да высидит. Уже дед и отец Сийма были кубьясами — «слугами мызы», как они сами себя величали, и не одно поколение мужиков натерпелось от них зла. Кубьясова гордость Сийма не простит мужикам того, чтобы рыба из-под самого его носа ушла к Тынису и уплыла на рынок в Ригу,— хоть Сийму и не стоит большого труда завтра поутру снова приехать на берег. А ведь не всякий день рыбу за наличные деньги покупают!
Ветер под соломенными стрехами сараев завывал все надрывнее.
«Видать, разгуляется в полную силу,— подумал Каарли.— Смогут ли рыбаки при таком ветре нынче еще раз сети в море свезти?»
Пока Каарли один-одинешенек сидел у сарая Кюласоо, выбирал ощупью илистую грязь из сетей и сокрушался о корзинах, на которые не нашлось охотников (в то время как на берегу около хольмановского шлюпа слышался шум голосов и деньги «приходили и уходили», как любил говаривать Михкель из Кийратси), уши его снова уловили неровный бег Йоосепа.
— Давай скорее корзины, Лийзу послала!— кричал Йоосеп еще издали.
— Покупает, что ли?— Радостный испуг пронизал все тело Каарли.
— Покупает! Тынис не хочет испачкать весь шлюп рыбой, часть они положат в корзины,— ответил Йоосеп и понесся с охапкой корзин к причалам.
Когда мальчик примчался за второй охапкой, Карли спросил:
— А ты цену не спрашивал? Сколько за штуку дадут?
— Ну, за орешниковую можешь спросить двадцать копеек,— сказал Йоосеп,— а за лыковые, пожалуй, можно получить все тридцать!
— Так и обещали тебе?
— Ты хозяин, тебе и цену назначать.
«Вот оно как,— думал Каарли, когда Йоосеп сводил его за руку на берег к Тынису.— Ждал и надеялся раздобыть хоть мелкой рыбешки, а глядишь, дело пошло на лад, может, удастся и деньжат получить».
Корзины не очень нужны были Тынису, они служили только тарой для рыбы, а поэтому он не мог предложить за них высокой цены. За корзины из орешника — по десять, за остальные — по пятнадцать копеек. Что оставалось делать Каарли — ведь не понесешь их обратно! Так и быть, пусть повидают его корзины Ригу, покрасуются в руках рижских мамзелей.
— Ну что ж,— пробормотал Каарли, склонившись к Йоосепу,— на ярмарке, верно, больше получили бы, но...
— Дело родственное,— вставил Йоосеп.
— Как так — родственное?!— кашлянул Каарли, но тотчас же сообразил, снова откашлялся и захлестнул потуже свою драную шубенку, сквозь полы которой здесь, на открытом месте, так и рвался ветер.— Дело родственное... Да-а... Вот так шило парень!
При совершении торга Тынис скупился, выторговывал каждый грош, но когда шлюп уже был нагружен рыбой, он заказал у кярласких торговцев для родственников и односельчан два бочонка пива — больше, чем папаша Пууман. Оно и понятно: разве может волостной старшина тягаться с капитаном трехмачтового судна?!
О том, что творилось на берегу, о пиве, которого отведал и мастер-корзинщик, говорится в песне, сочиненной самим Каарли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135