оставишь ее на пай — вот ты и хозяин судна, хоть не внес ни гроша наличными! И не надо тебе платить аренду барону, не надо бояться никаких чертей.
Матушка Ану внимательно слушала разговор сыновей. Это хорошо, что Тынис надумал построить корабль,— что за прибрежный житель без корабля! И у старого Рейна из Рейнуыуэ был корабль, хоть и поменьше, чем нынешние. Ходил он на нем тайком от баронов и пограничников в Швецию за железом и солью. Даже и у тех рыбаков, кто жил здесь в давние времена, по слухам, имелись корабли. Хорошо и то, что Тынис не один хочет корабль строить, а сообща с другими, большой корабль сообща строить легче: чего не умеет один, сумеет другой, где один ум кончается — там найдут выход и силу многие. И все же мать почуяла, что в планах Тыниса есть какая-то трещина. Оба сына были равно близки материнскому сердцу, хотя у одного из них борода уже успела поседеть. Прежде, в детские их годы, ей приходилось иногда проявлять строгость и защищать младшего от старших мальчуганов (в особенности от Прийду и Юри), теперь же, слушая разговор Матиса и Тыниса, она сердцем почуяла, что старший нуждается в защите от младшего.
— Какой уж там хозяин судна Матис, если только и дело, что несколько месяцев поработает на его постройке,— деньги и последнее слово останутся ведь за тобой? — спросила Тыниса мать, начиная новый ряд петель.
— Должно же за кем-нибудь остаться последнее слово! Или ты, мать, хочешь сама заручиться последним словом?— отшутился Тынис.
— Было бы неплохо, если бы последнее слово осталось за мной,— уж я не дала бы вам обидеть друг друга,— молвила старушка голосом, в котором слышалась скорее горечь правды, нежели шутка.
— Я не возражаю. Твоя справедливость не раз спасала меня от обид со стороны старших братьев,— Тынис старался удержать разговор в прежнем шутливом тоне.— Только не знаю, что об этом думает Матис?
— Что ты, Тынис, мы ведь с тобой не ссорились, разница в летах всегда была слишком велика. Ты воевал с Юри и Приду. Я уже отрастил усы, когда ты родился, и тоже защищал и берег тебя от других,— перешел и Матис на полушутливый тон.
— Ну вот, значит, мне и теперь нечего бояться подвоха с твоей стороны,— уже громко засмеялся Тынис и принялся откупоривать полуштоф.
Так и уговорил Тынис Матиса. Вийя же потихоньку вздыхала, думая о том, чем она накормит мужа и сына летом, когда они станут работать в счет будущих благ. Ничего-то ведь не припасено, каждую весну ветер порожние закрома продувает. Но тяжелее прежних ждет их эта весна, когда придется оставить Кюласоо и переселиться в чужую избенку. Матис, набравшись смелости из бутылки, успокаивал Вийю: нечего, мол, так уж страшиться бобыльского звания. А Тынис все еще в прежнем шутливом тоне добавил, что настоящая женщина с Сааремаа прокормит и мужа, и двоих детей — как же ей, Вийе, не справиться только с Сандером и Матисом?
— Почему же капитан и сам не женится, если так выгодно иметь жену?— нашла теперь и Вийя, чем поддеть своего богатого деверя.
— Как только корабль построим, женюсь,— сказал Тынис, становясь вдруг настолько серьезным, что и хозяйке уже не подобрал насмешливый, поддразнивающий тон.
Зато мать, Ану, которой давно хотелось выговорить Тынису за его кукушечьи проделки, нашла, что теперь приспела подходящая для этого минута.
— Сдается мне, не в корабле вина, что ты не женишься, а в тебе самом. Много ли в Каугатома таких, что своими кораблями командуют, а девчат сотни, и все они хотят замуж выйти, да и выходят по большей части. Поговаривали, будто в Америке у тебя была одна, с той развелся, а теперь уж и не можешь с правильным человеком сойтись.
— Ну, матушка, разве уж такая крайность с этой женитьбой? Если я проживу до девяноста лет и, скажем, в будущем году женюсь, успею еще и золотую свадьбу сыграть!
— Ты прежде настоящую свадьбу справь,— молвила мать, вздыхая,— тогда и разговоров будет поменьше.
— Разговоры! Какие разговоры? Или ты. мать, за Ритины дела принялась?
Старушка ответила не сразу. Много серьезных, даже горьких слов вертелось у нее на языке, но не подобало высказывать их сейчас при всей семье. И без того уж воздух под прокопченными балками гуменной избы Кюласоо был слишком накален. Хозяйка Вийя, норовя уйти от слишком опасного поворота разговора, засуетилась вокруг котла с супом, Матис же с особенным старанием стал выстругивать сошку для угрей мережи. Один лишь Сандер остановился с челноком над сетью и слушал развесив уши разговор дяди-капитана с бабушкой.
— Не пришлось бы мне ремеслом Рити заниматься,— кашлянула старушка,— если бы ты не собрался выпрячь из хольмановской упряжки госпожу Нети. Даже и здесь, в деревне, уже поют:
Шуры-муры, балагуры, Поглядите, бабы: Тынис Тиху Нети славит, Мужу Нети рожки ставит!
Вийя стояла ко всем спиной. Матис, нагнув голову, с особым тщанием разглядывал сошку. Один лишь Сандер, бедняга, не сдержал прорвавшегося смеха и сразу же был за это наказан.
— Тебе, Сандер, верно, очень уж вспомнилась абулаская Тийна, что так крепко обрадовался?— съязвила бабушка.
Сандер покраснел, как кумач, и понял, что поступил непристойно. Ему надо бы сообразить, что все то, что разрешалось в отношении именитого дяди бабушке, матери могучего Тыниса, не позволено ему, не позволено даже его отцу и матери, как он смог заметить, мельком взглянув на них.
Кто знает, как повелся бы дальнейший разговор в избушке Кюласоо, если бы со двора не послышалось шарканье, заставившее всех присутствующих взглянуть на входную дверь. Хозяйка Вийя, сидевшая ближе других к выходу, открыла дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135