– Боже! Завтра. Надо же какая жалость!
Артур рассмеялся, без труда расшифровав движение моей головы и близость моего обтянутого джинсой бедра к ее, гладко выбритому, бедру.
– Жалость? – У Джейн был южный акцент. – Совсем не жалость! Я дождаться не могу! Мы с отцом и матерью так давно хотим туда съездить! Мама уже четырнадцать лет берет уроки испанского! А я хочу туда потому, что…
– Джейн хочет туда поехать, – встрял Артур, – потому что стремится к плотскому познанию зуни.
Она зарделась, даже скорее вспыхнула, но голос прозвучал не слишком сердито, будто бы Артур частенько подшучивал над ее любовью к зуни.
– Не стремлюсь я ни к какому плотскому познанию, задница!
– Надо же! – изумился я. – Задница. – По тому, как Джейн смаковала это слово, я догадался, что она нечасто им пользуется. В нем слышалось уважение, признание особых отношений с Артуром, заставившее меня возревновать. Я даже задумался, что должен сделать, чтобы она и меня назвала задницей.
– Я интересуюсь коренными жителями Америки. Понимаешь? Вот и все. И еще мне интересна Джорджия О'Киф. Я хочу увидеть своими глазами ту церковь в Таосе, которую она расписала.
В соседней комнате кто-то заиграл на пианино. Мазурка Шопена плохо сочеталась с тяжелой ритмичной музыкой, которая доносилась из динамиков, разбросанных по всему дому. Потом кто-то из гостей набросился на пианиста с воинственным кличем и шелковой подушкой. Мы засмеялись.
– Некоторые люди умеют развлекаться, – произнесла Джейн, подтверждая мою догадку о том, что эта фраза служила в их кругу чем-то вроде девиза. Меня внезапно охватило безумное желание, чтобы она имела отношение и ко мне.
– Да, – согласился Артур и рассказал ей о сцене, свидетелями которой мы стали и благодаря которой познакомились несколькими часами раньше.
– А я видел тебя в библиотеке, – ввернул я. – Что за чтиво на испанском ты там мусолил?
– «La muerte de un maric?n», – ответил он с шутливым поклоном.
– Да? А что это значит? – спросил я.
– Спроси мать Джейн, это она говорит на испанском.
– Сейчас же прекрати трепаться о моей матери! – приказала она. – Захлопни пасть! – Под хмельком Джейн разговаривала как Нэнси Дрю. Я сходил с ума по девушке с любопытным словарным запасом. – Моя мать не ставила Мексику на уши в течение целого года и не подхватывала гепатит, как некоторые.
– И слава богу, – отозвался Артур.
– Да ну! Ты что, действительно там кого-то ставил на уши? – заинтересовался я.
– А как же, – ответил он.
– А этим летом что собираешься делать?
– Жить в доме Джейн и присматривать за их собакой. Приходи ко мне в гости. После отъезда Беллвезеров там будет весело.
Артур и Джейн дошли до описания того, как в закусочной для дальнобойщиков слепая официантка, ощупав дрожащими пятнистыми пальцами лоб и нос Кливленда, признала в нем Октавиана, светящегося инопланетянина, который любил ее несколько лет назад, а потом вернулся в собственный мир, оставив ее слепой и одинокой с удивительно умным и уродливым младенцем на руках.
– С Кливлендом всегда происходит что-нибудь в этом роде, – сказал Артур.
И тут в темную комнату влетел Мохаммед с криками: «Граф! Граф!»
– Граф, – отозвался слегка нахмурившийся Артур.
– Друг мой, – почти искренне говорил Мохаммед. – Мой дорогой друг, мой потрясающий друг, граф Артур! Скажи же мне, что я могу для тебя сделать? И есть ли что-либо на этом свете, чего я для тебя не сделаю, друг мой?
Он пошатывался, на груди его расплылось пятно от виски. Мне показалось, что эти наигранные изъявления дружбы будут восприняты как пьяный бред, но Леконт смотрел на него молча, смотрел в его припухшие глаза, пока взвешенный и хорошо обдуманный ответ силился прорваться сквозь плотно сомкнутые губы.
– Артур! Ты только скажи! Только скажи! Все, что угодно!
– Ты можешь кое-что для меня сделать. Держись подальше от Ричарда.
Только что вокруг звенело и грохотало веселье, и вдруг все замерло. Резкое замечание полыхнуло вспышкой и сошло на нет, схлопнулось в какую-то ослепительно белую долю секунды. Казалось, воздух между Артуром и Момо рассекло со свистом лезвие топора. Артур немедленно покраснел и внешне устыдился того, что позволил себе сказать лишнее.
Рука Мохаммеда, которую тот собирался протянуть Артуру для пожатия, безвольно повисла, будто лишившись мышечной силы. Он с трудом переборол изумление, чему немало помогла хмельная легкость в голове, улыбнулся мне, потом Джейн.
– Джейн, – произнес он. – Скажи ему, что у меня с Ричардом все в порядке, и вообще, у меня все в порядке. А у него нет права собственности на все и всех, как ему кажется. Ты это ему обязательно скажи.
– Пойдем на улицу, – предложила мне Джейн. – Я знаю, как заставить залаять всех собак в округе.
– Ну ладно, – буркнул Мохаммед. – Тогда на этом и закончим. До встречи. – И он отправился в темную безбрежность гостиной, где исчез в густой пульсирующей музыке.
– Артур, а Ричард это… – начал я.
– Давай не будем об этом, – прервал меня он.
Джейн приблизила влажные губы почти к самому моему уху и зашептала, заставив зашевелиться все волоски на моем теле:
– Ричард – двоюродный брат Кливленда.
– Ах Кливленда! – отозвался я. Мне показалось, что вокруг меня Эйфелевой конструкцией все выше и выше воздвигаются переплетения любовных связей. Неужели всех их что-то соединяет? Между Артуром и Ричардом что-то есть? Я посмотрел на Артура. Тот потупился, устремив взгляд в холодную желто-пенистую пластиковую чашу горького сожаления. Волосы занавесили лицо, скрыв от меня его не слишком рельефный профиль и спрятав глаз.
– Тема, – тихо произнесла Джейн мне на ухо, словно расстегивая огромную молнию внутри меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77