– Был нужен? - спросил Мейер.– Был бы нужен – я имел в виду, – сказал Асенсио и поглядел на Ролдана.– Ну, Тони, – сказал Мейер, – Майк... Если вы употребляете, если у вас есть дилер или был дилер, кто тогда этот дилер? Или кто был этот дилер?– Кокаин не вырабатывает привычку, – сказал Ролдан.– Щепотка от раза к разу еще никому не повредила, – сказал Асенсио.– Я знаю, – сказал Мейер. – Просто безобразие, что это противозаконно. Но что мы можем поделать? От кого вы получаете порошок?Оба переглянулись.– Что-то случилось с вашим дилером, так? – спросил Мейер.Они промолчали.– Вы получали порошок от Салли Андерсон? – спросил Мейер наугад. К его удивлению, оба одновременно кивнули. – От Салли? - спросил он снова. Оба опять кивнули. – Салли торговала кокаином?– Ну, не торговала, – сказал Ролдан. – Ведь это не назовешь торговлей, Тони?– Нет, я бы не стал называть это торговлей, – сказал Асенсио. – Кроме того, кокаин не имел никакого отношения к ее убийству.– Откуда вы знаете? – спросил Мейер.– Ну, не такое там было большое количество.– Какое было количество?– Я хочу сказать, что она не зарабатывала на этом, если вы об этом, – пояснил Ролдан.– Что она делала? – спросил Мейер.– Просто приносила несколько граммов в неделю, вот и все.– Сколько граммов?– Ну, не знаю. Сколько граммов, Тони?– Ну, не знаю, – отозвался Асенсио.– Приносила просто...– В театр. Тем, кому было нужно.– Ну, я бы не стал: говорить «было нужно», – перебил Ролдан. – Кокаин не вырабатывает привычки.– Тем, кто хотел, правильнее говорить, – кивнул Асенсио.– Сколько людей хотели? - спросил Мейер.– Ну... Тони и я, – ответил Ролдан. – И еще несколько ребят.– Сколько ребят?– Немного, – сказал Асенсио. – Шестеро или семеро. Шестеро или семеро, Майк?– По-моему, шестеро или семеро, – сказал Ролдан. – Помимо самой Салли.– Так о чем идет речь? – сказал Мейер. – О дюжине граммов в неделю, примерно так?– Примерно так. Может быть, о двух дюжинах.– Две дюжины граммов, – кивнул Мейер. – Какую цену она называла?– Текущую уличную цену. То есть Салли не имела дохода от торговли, поверьте. Она просто брала порошок для себя и заодно для нас. Возможно, ей давали скидку за большую покупку, кто знает?– Я думаю, – сказал Ролдан, обращаясь к Асенсио, – что на самом деле мы получали порошок по цене ниже уличной.– Вполне вероятно, – согласился Асенсио.– Сколько вы платили? – спросил Мейер.– Восемьдесят долларов за грамм.Мейер кивнул. Грамм кокаина примерно соответствовал одной двадцать восьмой унции. Текущая уличная цена колебалась от ста до ста двадцати пяти долларов за грамм в зависимости от чистоты кокаина.– От кого она получала порошок? – спросил он.– Не знаю, – сказал Ролдан.– Не знаю, – сказал Асенсио.– Кто такой Пако Лопес? – спросил Мейер.– Кто это? – спросил Ролдан. Асенсио пожал плечами.– Мы должны его знать? – спросил Ролдан.– Вы не знаете его, нет?– Никогда не слыхал о таком.– А ты. Тони?– Никогда не слыхал о таком.– Он танцор? – спросил Ролдан.– Он «голубой»? – спросил Асенсио.– Он в морге, – ответил Мейер. * * * Ребекке Эдельман было около пятидесяти. Она сияла чудесным загаром и была решительно подавлена горем. Детективы позвонили ей рано утром: хотели поговорить с ней после того, как она прилетела с островов Антигуа накануне вечером. Однако ее падчерица сказала, что похороны Марвина Эдельмана состоятся в одиннадцать утра. Еврейский обычай требует хоронить в течение двадцати четырех часов после смерти. Все равно похороны пришлось перенести: когда смерть наступает от травмы, обязательно делают вскрытие.Ни Клинг, ни Браун никогда не видели прежде, как принято выражать скорбь в еврейском доме. Окна в гостиной Эдельмана выходили на реку Харб. Небо все еще было ярко-голубым и ясным. Браун отчетливо видел дома-башни, возвышающиеся на другом берегу на холмах, в соседнем штате. Ему видны были благородные очертания моста Гамильтон-бридж. В гостиной родные и близкие Марвина Эдельмана сидели на полу и разговаривали друг с другом приглушенными голосами.Ребекка проводила детективов в маленькую комнатку, которую, по всей видимости, использовала как мастерскую для шитья. В углу стояла швейная машина, слева от педали – корзина с обрезками ярких тканей. Она села на стул перед машиной. Детективы сели на небольшой диван. Ее карие глаза были влажными. То и дело она сжимала руки. Лицо и руки ее были морщинистые, а губы – потрескавшиеся. Говоря, она обращалась к Клингу, хотя вопросы задавал в основном Браун. Браун привык к этому: иногда даже черные обращались к белому полицейскому, словно сам он был невидимым.– Я просила его поехать со мной, – сказала миссис Эдельман. – Я говорила ему, пусть возьмет отпуск, устроит себе праздник, будет только польза. Но нет, он отвечал, как раз сейчас слишком много работы, в следующем месяце он планирует поездку в Европу. Он сказал, что устроит себе отдых, когда вернется, – в апреле. Кому нужен отдых в апреле? В апреле появляются цветы даже здесь, в городе. В общем, он отказался ехать со мной. А другого отпуска у него никогда теперь не будет, – сказала она и отвернулась. Слезы опять наполнили ее глаза.– В чем состояла его работа, мадам? – спросил Браун. – Он торговал ювелирными изделиями?– Ну, он был не совсем обычным ювелиром, – сказала миссис Эдельман, извлекла платок из кармана и приложила к глазам.– Поскольку он носил этот жилет... – начал Браун.– Да, – сказала миссис Эдельман. – Он покупал и продавал драгоценные камни. Этим он зарабатывал на жизнь.– Бриллианты?– Не только бриллианты. Он занимался любыми драгоценными камнями. Изумрудами, рубинами, сапфирами и, конечно, алмазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93