Брат Антоний не любил тех, кто пытался принизить его чувство к Эмме. Брат Антоний смотрел на нее совсем иначе – вовсе не так, как другие люди. Окружающие видели в ней крепкую приземистую «химическую» блондинку в пальто из черной материи, в черных хлопчатобумажных чулках, в синих ботинках на толстой резиновой подошве. Окружающие видели, что она носит через плечо черную сумку, а в сумке – бритву с костяной ручкой. Брат Антоний, несмотря на свой жизненный опыт, видел природные светлые кудри, окаймлявшие лицо Мадонны с прекрасными голубыми глазами, брат Антоний видел груди, как арбузы, и зад, как у лошади пивовара; брат Антоний видел толстые белые бедра и нескончаемую плоть; брат Антоний видел застенчивую, робкую, уязвимую, милую малышку, которую надо утешать и ласкать, потому что на нее безжалостно, как ураган, набрасывается враждебное общество.Брат Антоний возбудился, когда сейчас просто шел рядом с ней. Однако не исключено, что это возбуждение происходило от глубокого удовлетворения, которое он испытывал, избив до полусмерти бильярдного шулера. Не всегда легко отделить одно чувство от другого – особенно когда на улице так холодно. Он взял Эмму под локоток и повел ее по авеню Масонов к бару в середине трех особенно грязных и убогих кварталов. Было время, когда «Улица» (как теперь называли этот отрезок) носила название «Бабьей дыры» с легкой руки ирландских иммигрантов, а позднее была прозвана черными «Лисьей тропой». С притоком пуэрториканцев улица поменяла язык, но не основную статью дохода. Пуэрториканцы называли ее «Ля Виа де Путас». Полицейские прежде называли ее «улицей проституток» – до того как вошло в моду слово «путаны». Теперь они называли ее «Спутанным небом». В общем, дело не в том, на каком языке сказать, а в том, чтобы выбрать и заплатить.Не в самом далеком прошлом дамы, которые были хозяйками заведений, называли себя «мама такая» или «мама сякая». В ту пору «У мамы Терезы» было самым известным заведением на улице, «У мамы Кармен» – самым грязным, «У мамы Люс» подвергалось частым налетам полиции из-за той несколько экзотической любви, что дарилась за осыпающимся кирпичным фасадом. Но те далекие дни позади. Публичный дом как таковой – это явление минувших дней. Сегодня путаны работают в массажных кабинетах и барах вдоль улицы и демонстрируют свою сноровку в гостиницах, на которых мерцают неоновые вывески. Бар, что выбрал брат Антоний, был излюбленным местечком путан и назывался «У Сэнди». Но в два часа дня большинство местных тружениц отсыпались после пятницы. За стойкой сидела единственная черная девушка в светлом парике.– Привет, брат Антоний, – сказала она. – Здравствуйте, мадам.– Dominus vobiscum Dominus vobiscum (лат.) – Да пребудет с вами Господь!

, – сказал брат Антоний, рассекая воздух сверху вниз ребром ладони правой руки и затем проводя рукой горизонтальную линию, рисуя невидимый крест. Он не знал, что означают латинские слова. Но он только знал, что они помогают выстраивать тот образ, который он создавал.«Все вещи на свете суть образы, – любил он говорить Эмме. Слова округло скатывались с его уст, а голос был глубокий и звучный. – Все на свете – иллюзия».– Что будете пить? – спросил бармен.– Немного красного вина, пожалуйста, – сказал брат Антоний. – А ты, Эмма?– Джин со льдом, – сказала Эмма.– А что пожелает другая дама? – спросил брат Антоний, указывая на черную пугану со светлыми волосами. Он был при деньгах. Встреча с бильярдным шулером принесла ему прибыль в пятьсот долларов. Он попросил у бармена мелочь, пошел к музыкальному автомату и выбрал пластинку с набором мелодий рок-н-ролла. Он любил рок-н-ролл. Особенно он любил те группы, игравшие рок-н-ролл, в которых музыканты переодевались перед выходом на сцену, чтобы при случайной встрече на улице их было не узнать. Черная проститутка заказала бармену порцию виски с содовой. Когда брат Антоний проходил мимо нее к своему табурету на другом конце бара, она сказала:– Спасибо, брат Антоний.Бармен, он же Сэнди – владелец заведения, не слишком обрадовался брату Антонию. Ему не нравилось, что всякий раз, как брат Антоний слышал неловкое замечание, он возмущался до такой степени, что Сэнди вынужден был после этого заказывать новые зеркала. По счастью, сегодня в баре никого не было, за исключением брата Антония, его жирной шлюхи да еще – на другом конце стойки – крашеной негритянки, которой брат Антоний заказал выпивку. Так что, глядишь, до вечера обойдется без мордобития. Сэнди очень надеялся на лучшее. Сегодня была суббота. Но – хотел того Сэнди или нет – вечер готовил ему массу неприятностей.В этих местах и прежде всего на этой улице субботний вечер никогда не был «самым одиноким вечером недели», как поется в песне. В этих местах и прежде всего на этой улице никто не страдал от одиночества, когда в кармане была зарплата за трудовую неделю. Сегодня к десяти вечера в этом баре соберется столько проституток, сколько крыс на пустыре по соседству. Здесь будут черные, белые, блондинки, брюнетки, рыжие и даже с розовыми волосами или с шевелюрой цвета лаванды. Они приходили по две, «каждой твари по паре», словно желая занять свое место в ковчеге, как представители всех видов жизни, одни – с кукольными личиками, готовые исполнить «французский поцелуй» за двадцать долларов, другие – худощавые кобылы, считавшие, что должны работать в деловом центре за плату в сто долларов за час. Только когда бар заполнится, здесь станет уютно, по-семейному. Они приходили по две, и их приветствовал Сэнди. Он понимал, что мужчины за стойкой явились сюда не ради ассортимента спиртного, а ради ассортимента плоти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93