Веншин должен остаться
в салоне, приказ есть приказ…
Перед самым стеклом перископа плывет, клубится тягучая красная дымка. Сл
ышится тоненький, тающий звон. Помню, когда-то я слышал его. Но где? Тоненьк
ий, тающий… Ах да, это похоже на озвученное мерцание льдинок!
Дымка наливается радужным сиянием и вдруг рассыпается белыми хлопьями.

Знакомый взгляд бесконечно дорогих синих глаз…
Я столько думал о тебе, мечтал о новой встрече. И вот ты стоишь в двух шагах
от меня, такая веселая, легкая, а я не могу протянуть тебе руки, ощутить тво
е прикосновение! Должно быть, ты даже не узнаешь меня в этом зеркальном чу
довище… Но нет, Майя улыбается и что-то говорит мне. Я не могу разобрать ее
слов, не могу ей ответить. Я только смотрю на нее сквозь налетающий вихрь з
еленых кругов и пятен, смотрю, не в силах разобрать, где зрительный обман,
где явь. Страшно грохочет Ниагарский водопад, наполняя скафандр потом и
кровью. Милая, хорошая, уходи… Ты же видишь, как я сейчас занят!
Ч Готово, Алеша. Ну же, очнись!.. Давай, я тебя понесу.
Я свалился к ногам командира. Очень трудно было разжать зубы, сомкнутые н
а прокушенной губе…
Лишь только здесь, в переходной камере, я по-настоящему осознал трагичес
кую гибель Акопяна.
Итак, нас осталось трое: Шаров с изуродованной рукой, я с ожогами на спине,
Веншин, измотанный до предела адской работой. Мы сделали все, что могли. Кт
о может, пусть сделает больше…
Командир в угрюмом молчании стоит над неподвижным скафандром товарища.
Не знаю, может быть, он плачет сейчас. Я бы тоже заплакал, если бы не был так
обессилен.
Ч Ложись, Алеша, отдыхай, Ч тихо говорит командир и первым валится на ре
бристый настил. Ч Вахта еще не окончена…
Я располагаюсь рядом. Неудобно и жестко в скафандре, обожженные плечи бо
лят. Я сделал ошибку Ч надо было лечь лицом вниз, на живот, Ч но теперь нео
хота менять положение, нарушать долгожданный покой. После тяжелой работ
ы перегрузка почти не ощущается, и только дрожащий свист напоминает о то
м, что «Бизон» уходит от Солнца.
Ч Как рука, командир?
Ч Я почти не чувствую боли.
Ч Давайте вернемся в салон Ч мне нужно осмотреть вашу руку.
Ч Не стоит… Придется портить скафандр, чтобы вытащить ее из перчатки, а м
не еще надо быть здесь.
Ч Я настаиваю. Как врач. Вы должны подчиниться.
Ч Это невозможно, Алеша. У нас всего один скафандр моего размера.
Ч Я вернусь и сумею закончить вахту без вас.
Ч Не сомневаюсь. Но где гарантия, что все пойдет без осложнений…
Я понял, что уговаривать его бесполезно.
Ч Скажите, командир, вы видели ее?
Шаров не ответил. Наверное, не слышал моего вопроса.
Я смотрел прямо перед собой в белый овальный потолок. Такие же овальные п
отолки были в лаборатории энцефалярной диагностики института нейрохир
ургии, где мне довелось проходить студенческую практику. Нас, студентов,
называли там «букварями»… Белые халаты, пляска изменчивых графиков на э
кранах, виварий с подопытными обезьянами, шумные диспуты на ученых совет
ах, рабочая тишина операционных, сверкающих стеклом и никелем, Ч где все
это теперь?.. Я мечтал остаться работать в «обители белых богов» Ч как ча
сто полушутя-полусерьезно называли институт. Но жизнь решила иначе: я по
пал в число участников двенадцатой меркурианской экспедиции. «Ты прави
льно выбрал Ч космос послужит тебе хорошей школой, Ч напутствовал мен
я руководитель лаборатории профессор Шкловский. Ч Там, на Меркурии, тож
е нужны специалисты-диагносты, и наверняка даже нужнее, чем здесь. Работа
й, учись, обогащайся опытом, и ты вернешься к нам с грузом новых идей. Наблю
дай, сопоставляй, думай, проявляй любопытство, ибо только очень любопытн
ый человек сможет стать настоящим ученым». Ты оказался прав, старик, в мое
й голове созрел замысел. Когда я вернусь, я подарю его вам… Но это не все, мо
й старый, мудрый учитель. Ты говорил, что космос Ч хорошая школа, которая
обогащает? Да, именно так ты и говорил, считая эту фразу наиболее точным и
полным мерилом всей работы в пространстве. Экое благопристойное и вполн
е педагогическое определение! Прости, старик, но ни черта ты в этом не смыс
лишь… Нет, я сохранил к тебе мое уважение, мою любовь. Но ты перестал быть м
оим кумиром. И это потому, что я прошел эту… не школу, нет, Ч академию мужес
тва, романтики, товарищества, страха, боли и долга, и знаю, что это такое. Это
Ч жизнь, которой отдаешь частицу себя… Космос не любит шутить, и если мы
побеждаем его, то платим за это тяжелым трудом, сверхнапряжением мысли, л
ишениями, кровью и даже собственной жизнью… Мы, космонавты, часто бываем
веселыми, но никогда Ч беззаботными, здесь ценят шутку, но не могут терпе
ть слабодушия, мы бываем суровы, но нам чужды жестокость и злоба, мы мечтае
м о дивных, далеких мирах, но и знаем тоску по Земле.
«Обогащайся опытом!» Милый, наивный учитель! Произнося эти слова, ты не мо
г себе даже представить, насколько мал их размер, чтобы вместить действи
тельное содержание. Наш опыт Ч это миллионы километров межпланетных тр
асс и миллионы метров магнитной пленки с ценнейшими астрофизическими д
анными, это колкие, холодные лучики звезд и всепожирающий пламень огромн
ого Солнца, надежные плечи друзей и мертвые тела погибших товарищей.
Наш опыт Ч это не отступать там, где, казалось бы, идти вперед невозможно,
проходить там, где до нас не проходил никто, распутывать сложные тайны пр
остранства и уметь постигать то, что кажется непостижимым…
Ч Хороший режим, Ч сказал командир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36