— А морской климат вам подходит? — опять спросила Магда.
— Ах, моря я не выношу, непременно болею,
Заза испугался, что Торнике и Лизико разорвут Магду на куски, но, глянув на них, успокоился: они не сводили с матери восторженных глаз.
— Пойдемте в дом, дети, выпьем чаю, и я угощу вас вареньем,
«Неужели правда? Варенье? Как мы рады! Как мы рады!» — наверно, такого ответа она ждет от нас, подумал Заза, и в ту же минуту Магда радостно захлопала в ладоши:
— Как мы рады, как мы рады!
Заза чуть было не расхохотался вслух.
Теперь все вокруг было видно как нельзя более ясно — в небе сияла полная июльская луна. Они направились к дому. Впереди шествовала мадам Эленэ. Она о чем-то разговаривала со следовавшей за ней по пятам Магдой, однако казалось, что разговаривала она не с ней, а с кем-то идущим впереди: она ни разу не обернулась к Магде. Временами она громко хохотала, смеху исправно вторил деланно огорченный голос Магды: «Ах, что вы говорите, тетя Эленэ, не может этого быть!»
Заза не слышал, о чем они говорили, потому что Лизико шла рядом с ним и со смехом рассказывала, как не любит Торнике просыпаться по утрам.
— Бадри! Бадри! — хохотала Эленэ.
— Что вы, что вы, тетя Эленэ!
— А я его обливаю водой,— говорила Лизико.
— Бадри! Бадри! Бадри!
— Да-да, тетя Эленэ!
— Кричит: почему вы меня разбудили!
— Бадри! Бадри! Бадри!
Интересно, так ли громко Эленэ произносила это имя. Или ему это просто казалось. Но почему это его задевало?
Заза смотрел на Лизико, даже кивал ей, когда это было нужно, но слышал он только это имя: Бадри!
— А потом сломя голову бежит на автобус,— смеялась Лизико.
Они поднялись на балкон. Хозяйка, все так же смеясь, быстро собрала на стол. Впрочем, она забыла про чайные ложки, а потом оказалось, что не поставила сахарницу. Тем не менее она не позволяла девочкам ей помогать и хлопотала с беспечностью женщины, которой обычно не приходится заниматься хозяйством.
— Тетя Эленэ, а варенье? — спросила Магда.
— Ой, про варенье-то я и забыла! А какое ты любишь? — она лукаво погрозила пальцем Магде, как бы продолжая начатый ранее секретный разговор.
Дверь в комнату была открыта, но там стояла такая тишина, будто в ней никого не было.
— Георгий, иди пить чай,— позвала Эленэ мужа.
Ей ничего не ответил.
Заза знал, что Георгий не станет с ними пить чай. Он никогда не выходил к товарищам сына. Не показывался он и тогда, когда они еще учились в школе, и после того, как они окончили институт, и даже теперь, когда все поступили на службу.
Неприятное чувство всегда уносил Заза из этого дома. Здесь их считали вечными детьми, разговаривали с ними полусерьезным тоном, но надо быть верным истине — у них выспрашивали все подробности их жизни, наверное, для того, чтобы «дети» не совершали поступков, вредных для общества и семьи.
Здесь им с улыбкой грозили пальцем, шутили с ними, угощали вареньем, но не разрешали переступать раз и навсегда установленную границу,
Заза стал режиссером того театра, где директором был Георгий Гоброиидзе, но тем не менее он и с ним никогда не разговаривал серьезно, о деле. Напротив, он словно избегал встречи с Зазой. Случалось, что они оставались одни, и тогда Георгий тотчас просил секретаршу вызвать кого-нибудь из сотрудников и молчал вплоть до его появления. «Как он не понимает, что этим оскорбляет меня,— думал Заза,— он как будто боится, чтобы я не сел ему на голову, пользуясь тем, что я товарищ его сына».
Да, в этой семье они все еще считались детьми. Возможно, потому, что воспитывать детей намного легче, чем юношей, вечно сомневающихся, охваченных вечной жаждой спора. Кто знает, какие неприятности могли повлечь за собой эти споры!
Когда товарищи Торнике все же затевали дискуссии — взрослые старались быть как можно дальше. Они запирались в своей комнате, сидели в темноте у телевизора или занимались чем-нибудь другим, словно то, о чем спорили ребята, было крайне скучным, неинтересным и бессмысленным.
Эленэ выходила к ним чаще, чем ее супруг, но ее ласковая улыбка еще больше подчеркивала существование той границы, которая отделяла их от старших, от деловых серьезных людей, которые предоставляли им квартиру, любезно угощали их, старались окружить их атмосферой беззаботной и игривой, чтобы избавить от тех неприятностей, которые непременно возникнут с той минуты, когда дети себя почувствуют полноправными людьми.
— Папочке я отнесу чай в комнату! — сказала Эленэ.
«И зачем я сюда приехал!» — досадливо подумал Заза.
— Знаешь, мамочка, Торнике привез арбуз! — сказала Лизико.
— Что ты говоришь? — удивилась Эленэ и с улыбкой посмотрела на Торнике.— Это правда, Торнике? — С такой любовной улыбкой обычно смотрят на ребенка, делающего первые шаги.
— Да, правда,— пробурчал Торнике,— большое дело!
— Пойду скажу папочке,— сказала Эленэ,— ему будет приятно!
Она налила в стакан чай, положила на блюдце варенье все это понесла в комнату.
Тьму за балконом раскроили автомобильные фары. Машина, свернув с дороги, въехала во двор, остановившись у самого крыльца.
— Приехали! — сказала Лизико.
— Это Бадри?—спросил Торнике. У Зазы почему-то сердце так и подпрыгнуло.
— Нет!
— А кто?
— Драматург!
— А-а.
— Папочка, Кукури приехал! — крикнула отцу Лизико.
Георгий и Эленэ тотчас вышли из комнаты.
Георгий — высокий, представительный, в белых брюках и модной рубахе навыпуск.
— О-о, Магда! — он погладил Магду по голове. Затем он поздоровался с Зазой с таким видом, будто до этого не знал, что он здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71