Пожалуй, разумнее хотя бы частично удовлетворить ее любопытство.
— Любила? О, боже! — медсестра прижала руки к груди.— Ну и что?
— Вы о чем?
— А он ее тоже любил?
— Нет.
— Он любил другую, да?
— Да,— с трудом выговорил Заза, Он чувствовал, что говорит медсестре правду.
— А этот мужчина — ее отец,— сказала медсестра.
Заза повернулся и увидел мужчину в белом халате,
он сидел, скрестив руки на груди, затылком упираясь в стенку.
— Он все время сидит и плачет,— сказала медсестра,— а к дочке войти не может!
Заза попрощался и вышел.
На улице было темно.
У телефонной будки Заза остановился, постоял немного и пошел дальше. Не пройдя и двадцати шагов, он вернулся и открыл дверцу будки.
— Танцы! Танцы!! Будем танцевать! — девушка вскочила на стул и взмахнула руками: — Все танцуют!
Включили магнитофон.
Долговязый парень начал танцевать. Вокруг него сразу образовался круг, видно, парень танцевал лучше всех. На него смотрели с восторгом. Одни — потому, что им на самом деле нравилось, как он танцует, другие — чтобы кто-нибудь не подумал, что им не нравится.
— Танцы! Танцы! — кричала девушка, стоя на стуле.
Она была босиком, в белом платье в синюю полоску, с вышитым на груди якорем. Девушка соскочила со стула, прорвала круг и тоже стала танцевать. Ничего не видящими глазами она смотрела перед собой, губы ее дрожали, словно она что-то твердила про себя.
В углу сидели двое с пустыми бокалами в руках. Можно было подумать, что им лень подняться и поставить бокалы на стол. Они не знали друг друга и рядом очутились случайно. Один — поэт, другой — футболист. Футболист был в шикарном костюме. Из-под распахнутого пиджака выглядывала пестрая сорочка. Встретили его криками восторга и сразу же забросали вопросами, на которые он отвечал кивком головы. У него такая привычка — прежде чем ответить на вопрос, он сначала непременно кивнет, а потом ответит. А сейчас он успевал только кивать, впрочем, его ответы никого не интересовали. Наверно, потому, что присутствующие знали футбольных новостей больше, чем этот прославленный футболист.
Потом все оставили его в покое и вовсе позабыли о нем. Он сам подходил к гостям с улыбкой, кивал головой и начинал:
— Вот Гарринча, например... На два сантиметра...
— Что? — спрашивали его ради приличия.
— На два сантиметра ниже меня.
— Да что вы, не может быть! — И снова продолжали прерванный разговор.
Тогда футболист подходил к другому. Он был добрый малый и хотел всем доставить удовольствие. В ответ на него глядели с нескрываемым удивлением, чокались с ним, словно он только для этого подходил. Так он постепенно обошел всех гостей, со всеми перечокался и опустился на стул, удивленный и растерянный.
Поэта никто не знал. Впрочем, сам он был уверен, что его знают все. Он сразу же разобрался в обстановке и уселся в углу.
Если его знают, подумают — какой он скромный, если не знают — тоже лучше сидеть одному.
Вот они и сидели с пустыми бокалами в руках и смотрели на танцующую пару.
Футболист умел танцевать. В своей компании он всегда танцевал. Здесь же он стеснялся обнаружить свое умение. У него было такое выражение лица, словно танцы он видел впервые.
«Странно,— думал поэт,— неужели я так постарел?»
Потом поэт заметил телевизор, стоявший прямо на полу. Экран светился, но звук не был включен. На экране он увидел знакомое лицо, выступал довольно известный поэт, похоже было, что он читал стихи, он размахивал руками и оттого, что голоса слышно не было, казался смешным... «Ага! — обрадовался поэт.— Давай, читай, читай!»
Он рукой указал футболисту на телевизор. Тот его не понял, но на всякий случай улыбнулся.
В это время в дверях показалась какая-то женщина:
— Магда! Магда, тебя к телефону!
Босая девушка выбежала в переднюю и взяла трубку.
— Слушаю,— после танца она тяжело дышала,— слушаю — да, да, Магда. Кто говорит? Заза? А-а-а, помню, помню... я? Хорошо... алло! Алло! Ничего не слышно! Алло! Да, позвоните... как-нибудь... Всего!
Магда положила трубку и постояла некоторое время, не отнимая от телефона руки. Она о чем-то думала. Затем вошла в комнату и надела валявшиеся в углу туфли на высоких каблуках. К ней подошел долговязый парень.
— Магда,— спросил он,— кто это был?
Магда ничего не ответила. Когда она поравнялась с поэтом и футболистом, парень догнал ее и схватил за руку повыше локтя:
— Магда!
— Что?
— Я больше так не могу!
— Идиот! — сказала Магда.
Она подошла к поэту и спросила его:
— Вы знаете Зазу Кипиани?
Тот улыбнулся:
— Зазу Кипиани?.. Слыхал...
Потом Магда подошла к футболисту:
— Может быть, вы его знаете?
— Нет,— ответил футболист.
Тогда она обернулась к длинному:
— И ты тоже не знаешь?
— Магда, я ведь люблю тебя! — заныл тот.— Так нельзя!
Пять лет его мысли были заполнены Магдой, а теперь все кончилось. Сердце подсказывало ему, что рано или поздно это должно было случиться. Целых пять лет он любил ее и, наверно, будет любить вечно.
Вешая трубку, он понимал, что, хотя все и кончено, ничто никогда не сможет занять место этой любви. Любовь эта вдруг превратилась в воспоминание, и этим воспоминанием можно было жить.
Снег оставался только на крышах, и то местами, лежал неровными темными пятнами. На улицах снега уже не было. И небо, до сих пор скрытое снежной пеленой, теперь вдруг прояснилось, усеянное множеством звезд. И воздух изменился, утеряв привкус мороза.
Под лунным светом матово поблескивали окна домов, словно вместо стекол в них были вставлены жестянки.
На Мтацминде телевизионная мачта стояла среди самых звезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71