«Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять...»
— Хватит!
А мужчина словно только сейчас увидел буханку хлеба, румяную и теплую, как земля на восходе солнца.
Этот хлеб теперь принадлежал ему!
Он перевернулся в воздухе еще раз, коснулся ногами земли и кивнул женщине в знак благодарности.
Глаза женщины наполнились слезами. Мужчина и за это благодарил ее, хотя она этого не поняла. Она сделала несколько шагов назад, повернулась и убежала. Отворяя дверь, она еще раз оглянулась на мужчину, который жадно принялся за буханку.
— Выпей вина и уснешь! — сказала Заира.
Она встала, босиком, в одной рубашке подбежала к холодильнику и вытащила бутылку:
— Вот нашла, уже початая!
Так же бегом она возвратилась к кровати.
— Холодно! — И посмотрела на бутылку: — «Мукузани»! То, что ты любишь!
Заза чуть не закричал, что он ничего не любит, ничего, и хочет только, чтобы его оставили в покое, что он и так сыт по горло... Но он не сказал ни слова.
Заира зубами вытащила пробку, отпила один глоток прямо из горлышка и протянула бутылку Зазе:
— Пей!
— Не хочу.
— Не хочешь? — она удивилась.
Это означало провал целого кинематографического кадра, которому она даже название подыскала про себя: «Влюбленные, бежавшие из города, пьют в постели вино».
— Не хочу.
— Ведь ты сам просил купить именно это вино?
— Ну, просил.,.
— А почему же не пьешь?
— Не хочу.
— Выпей и сразу заснешь.
«Отец мой ложится в одиннадцать,— говорила Заира,— но зато в семь утра он уже на ногах. Ты тоже должен засыпать раньше, должен соблюдать режим...»
«Режим... Режим,— думал Заза,— я должен соблюдать режим».
— Папуна тоже любит «Мукузани»,— сказала Заира,— помнишь, в мастерской мы видели у него бутылку.
— Помню...
— Он пьет втихомолку... Лейлу боится!
— А почему он должен бояться?
— Он импотент! — сказала Заира.
— Что-о? Кто это импотент?
— Да твой Папуна! Когда он встречает меня на улице, делает вид, что не узнает.
Заза вспомнил, что Заира это слово употребляла не в прямом смысле. Когда она хотела кого-нибудь обругать, обязательно называла импотентом.
— Холодное как лед,— сказала Заира,— ну-ка отпей!
— Для чего тебе холодильник в такой мороз?
— О-о-о! Что ты понимаешь!
Потом она поставила бутылку на пол, легла, прижалась щекой к щеке Зазы и тихо спросила:
— Я тебе нравлюсь?
К стальной цепи прибавилось еще одно звено. Она стала еще крепче и лязгала, смыкаясь у горла.
— Нет! — Заза отстранил руку Заиры.
Заира тихонько засмеялась и снова положила руку ему на грудь:
— Значит, нет?
— Нет! — Заза убрал руку Заиры, привстал на постели и повторил:
— Нет!
— Заза!.. — в голосе Заиры слышалось удивление.
Он не ответил. Надел сорочку и свитер, взял со стула
сигареты и спички и положил их в карман.
— Куда ты идешь? — спросила Заира.
— Я уезжаю...
— Куда? — Заира вскочила и зажгла свет.
— В Тбилиси!
— В Тбилиси?
— Да, в Тбилиси.
— Ты что, рехнулся?
— Не знаю...
Он вдруг почувствовал себя в прекрасном настроении. Он знал, что никакая сила не заставит его передумать и отложить отъезд. Заира повисла у него на шее:
— Заза!
Он терпеливо ждал, когда она уберет свои руки.
— Скажи, что произошло?
— Ничего, что могло произойти? — спокойно улыбался Заза.
— Ты шутишь, да?
— Нет.
Заза наконец высвободился из ее рук, открыл дверь и сказал:
— До свидания!
Теперь Заира схватила его за локоть.
— Куда ты? Я не пущу тебя!
-— Я уезжаю.
Заира выбежала за ним. Балкон был засыпан мокрыми увядшими листьями. Когда он открыл дверь, море так взревело, словно он открыл окно поезда, проезжавшего через тоннель.
— Заходи, простудишься! — повернулся он к Заире.— Какой сильный дождь! — проявленное о ней беспокойство ободрило ее: может, он все-таки не уедет!
Она дрожала от холода.
— Идем в комнату, я замерзла.
— До свидания! — сказал Заза и сбежал по лестнице.
— Ты оставляешь меня одну? Я боюсь! Заза! Заза! Я боюсь! — Заира припала к перилам.— Заза, вернись! Заза!
Он как будто не слышал.
— Бессовестный! Бессовестный! Вернись! Я боюсь!
Заза шагал по тропинке. Казалось, она покрыта ковром, так легко и бесшумно утопала нога в ворохе мокрых листьев.
Шел проливной дождь.
В темноте он разглядел колодец. Схватился за ворот, опустил ведро, наполнил его и медленно поднял. Затем
обеими руками ухватился за полное до отказа ведро и поднес его к губам. Вода потекла ему за пазуху, но он даже не почувствовал, потому что дождь уже успел промочить его до нитки. Напившись, он сразу выпустил ведро из рук и перегнулся в колодец, чтобы проследить за падением ведра в глубину. Ведро сорвалось в воду, и Заза почему-то обрадовался, словно в этот бездонный колодец должен был свалиться он сам, но чудом спасся. Он должен был упасть туда с цепью на шее...
— Бац! — воскликнул Заза громко. — Вот так!
— Заза! — кричала Заира.
— Вот так! — повторил он, отворяя калитку. Выйдя на дорогу, он увидел море, оно пряталось за бетонной стеной, и только пенистые чубатые волны выдавали его присутствие.
Заза долго шел под дождем и наконец вышел на шоссе. Деревня спала. На покрытой щебнем дороге стояли необъятные лужи. Их можно было заметить, только подойдя к ним совсем близко, в темноте лужа блестела, как спина лягушки. Когда он ступал в нее ногой, она чмокала по-лягушачьи и исчезала, и потом снова объявлялась впереди, и получалось, что лужи скачут. Потом он выбрался на асфальт. Отсюда до Сухуми было девять километров. Если не будет машины, вполне можно дойти пешком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71