Он почти не разговаривал с Зазой и на его приветствие отвечал легким кивком головы. Скрытые густыми бровями маленькие глазки Валериана были по-рыбьи бесцветны и безучастны. И он сам, облаченный в длинный халат, напоминал скользкого и бесчувственного тюленя. Когда Заза громко хлопал входной дверью (а он всегда бегом поднимался по лестнице), Валериан неизменно выглядывал из своей комнаты.
— Бегаете, радуетесь,— говорил Валериан и закрывал за собой дверь.
Столько насмешки и иронии было в этих словах, что Заза застывал на месте, мрачнел и не мог ничего сказать в ответ.
Уважаемый Валериан не имел ни радио, ни телевизора, журналы с кроссвордами приносила ему жена.
Для него не имело значения, какой давности был журнал, пусть даже десятилетней, лишь бы в нем был кроссворд. Больше ничего его не интересовало.
Заза вспомнил тот день, когда к Валериану, наведался его брат. Это было лет десять назад, когда возвращались реабилитированные. Заза был еще студентом.
У дверей стоял незнакомый высокий мужчина. На его свежевыбритых щеках еще оставались следы пудры. Эта пудра и резкий запах одеколона врезались в память Зазы.
— Валериан дома? — спросил мужчина.
— Войдите!
— Я его брат!
Заза так обрадовался, будто встретился с самым любимым родственником. Он вбежал в комнату Валериана с криком:
— Уважаемый Валериан, ваш брат вернулся!
Уважаемый Валериан сидел в кресле и решал кроссворд.
— Что вы сказали?
— Ваш брат, брат вернулся!
— Что? — вскочил перепуганный Валериан.— Меня нет, меня нет, меня нет дома!
Он спрятался за высокой спинкой кресла. Заза окаменел. Когда он наконец сумел обернуться, он увидел, что брат Валериана стоит в дверях.
— Что с тобой, Валериан,— говорил он,— Я ведь забыл все, что было...
— Меня нет, меня нет, меня нет дома! — кричал Валериан, делая отрицательный жест рукой, торчащей над креслом.
Брат Валериана посмотрел на Зазу. Потом повернулся и ушел. И с тех пор больше не показывался.
— Кто знает, что еще может случиться,— оправдывался на следующий день Валериан,— кто знает. Меня лично все это не касается, и я прошу оставить меня в покое!
Жена Валериана была всегда одета во все черное. Днем Заза не слышал ее голоса. Зато ночью, когда все засыпали, она начинала плакать. Нет, не плач это был, а стон, протяжный вой, она выла, как раненая волчица. Проснувшись, Заза не мог заснуть всю ночь. Непоправимое горе и безутешное отчаяние слышались ему в голосе этой женщины.
Заза снял пальто и бросил его на стул. Быстро подойдя к столу, он взял спички — смертельно хотелось курить. Он закурил сигарету и выглянул в коридор.
Мужчина продолжал сидеть и клевать носом. Заслышав шаги Зазы, он поднял голову и улыбнулся ему как знакомому. Он был седенький, маленький, и по его костюму было видно, что он прибыл из провинции.
Словно догадавшись, почему Заза вышел в коридор, он заговорил:
— Эта несчастная женщина — моя двоюродная сестра...— Затем он открыл коробку «Казбека», вынул папиросу и закурил.— Кроме меня, о ней некому позаботиться...
Заза молча смотрел на него.
Мужчина стряхивал пепел в спичечный коробок.
— Вы удивляетесь, что я сижу здесь, да? — спросил он с улыбкой.— Это на самом деле странно.
Затем, заложив ногу за ногу, он очень твердо произнес:
— Я туда не войду! Я дал клятву не входить туда никогда. Вы, может, скажете, что покойнику надо простить? Нет, дорогой!.. Возвращайтесь к себе и ради бога извините, что я вас побеспокоил. Мне жаль эту бедную женщину, иначе...
Дверь в комнату, где лежал покойник, была открыта. В комнате горел свет. Гроб стоял на столе. Жена Валериана сидела у гроба. Локтями она упиралась в колени, а ладонями словно стремилась сдержать дрожь
подбородка. Она сидела молча. Вот уже три ночи, как Заза не слышал ее плача.
— Идемте ко мне, отдохнете немного,— предложил Заза мужчине,— у меня места много.
— Не беспокойтесь, дорогой! Я привык так сидеть в поезде, ничего со мной не станется. Я очень вам благодарен, ступайте к себе, ступайте..,
— Я покурю с вами.
— Буду очень рад.
Заза плечом прислонился к стене и посмотрел на вдову — не слышит ли она их разговора. Но она ничего не слышала. Она сидела сгорбившись, локтями упираясь в колени.
— Бог отплатил Валериану— прикончил его как крота! Тридцать лет он сидел в своей норе и умер как крот. Жаль только женщину, женщину жаль, говорю...
Мужчина понизил голос и заговорщицки наклонился к Зазе. Заза невольно тоже подался к нему. Но тот вдруг резко выпрямился, очевидно, передумав, отвернулся и замолчал. Заза понял, что он не хочет открываться до конца, и не стал настаивать. Приезжий в крайнем смущении заерзал, стал что-то искать во внутреннем кармане. Он, по-видимому, чувствовал, что этого разговора либо не следовало затевать, либо надо было высказаться до конца.
Наступило неловкое молчание. Заза, извинившись, вернулся к себе в комнату. Неведомая печаль подступила к сердцу, может, оттого, что совсем рядом, в нескольких шагах, лежал покойник.
Безмолвие смерти излучает печаль, которая парализует, расслабляет, сковывает. Кажется, что в доме находится кто-то посторонний, невидимый и молчаливый. Ты не видишь его и не слышишь его голоса, но все же он здесь, рядом, и всем своим существом ты чувствуешь это. Сидит он себе в углу или ходит по комнате так бесшумно, словно обут в легкие домашние туфли. Вот он вошел в твою комнату и затаился в углу. Ты туда стараешься не смотреть, а если даже посмотришь, все равно ничего не увидишь, и все же тебе трудно, невыносимо трудно туда посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71