..
Не успел Вихарев заснуть, как вбежал разводящий и сообщил, что внизу стоит какая-то девушка и желает видеть комиссара.
— Впустите,— сказал Вихарев и, на ходу застегивая гимнастерку, вышел из комнаты.
Это была еще совсем молоденькая черноглазая девушка.
— Товарищ... я из Уржума,—взволнованно начала она.— Ксеной меня зовут... Ксена Окаемова... Сказывали, у вас здесь наш комиссар Встлугин...
— Зачем он вам?
— Да надо бы, очень надо... Хотелось повидать... Дело одно тут есть...
— Его здесь нет,— ответил Вихарев и, заинтересовавшись, спросил:—А что у вас за дело?
— Так дело-то очень важное... не для всех... Вы-то кто будете?
— Я тоже комиссар.
— Комиссар?—обрадовалась девушка и, оглянувшись, словно боясь, кто бы не подслушал, сказала:—Ну, если комиссар, то и вам можно. Я в Уржуме телефонисткой у Степанова была. И вот услышала — и сюда, тайком. Надо, думаю, сообщить, товарищ комиссар. Они ведь не сегодня завтра сюда нагрянут. Думала, уже пришли, но вижу, нет их здесь, слава богу,— и, словно поняв, что озадачила этим комиссара, поправилась:—И то сказать, силы-то у вас побольше, чем было у нас в Уржуме...
— Конечно, силы есть,— сухо заметил Вихарев и подумал:— «А не подослали ли тебя степаяовцы?»
— Откуда ты Ветлугияа знаешь?—спросил он уже строже.
— Ну, как же мне не знать Егора Евлампьевича? Дружила с ним... Степанов-то чуть не схватил его,— и, помолчав, спросила:—Так вы не знаете, что ль, не встречали его, Ветлугина-то?
Ничего не ответив, Вихарев провел девушку в соседнюю комнату и сказал:
— Вот вам кровать, раскиньте матрас и спите. А там утро вечера мудренее...
Спустившись вниз, Вихарев разыскал разводящего и строго-настрого наказал:
— За девчонкой присматривать. И ни под каким видом не выпускать. И не впускать никого.
Поднявшись наверх, он позвонил начальнику караульной роты и приказал, чтобы тот усилил в городе посты.
— Особенно обратите внимание на мост со стороны Медведка,— добавил он.
Отдав распоряжение, Вихарев снял ремень и, взглянув на часы—было без четверти два, опустился на кровать.
Повернувшись на бок, он опять вспомнил о родном доме, о вымытой добела скамейке у крыльца, о рябинке, которую когда-то в детстве он садил. Теперь красные гроздья ягод свисают, наверное, над самым козырьком крыльца.
— Чего не спишь-то?— проснувшись, спросил его то-варищ.
— Не спится что-то, Мурин,—ответил Вихарев.— О доме вспомнил. А тут девчонка какая-то пришла, не поймешь, правду говорит или врет,—и, дотянувшись до руки приятеля, стиснул ее:—В случае чего — живыми не сдадимся!..
Помолчав, он снова повернулся на бок, потом, приподняв голову, тихонько спросил:
— Может, лучше бы тебе не здесь, а у себя на квартире быть? Чуть что, я дал бы сигнал, ты на коня — и в комбед за помощью.
— Винтовок-то у них маловато, Андрей.
— Это верно, винтовок мало,— согласился Вихарев. Через минуту-две сказал в полудреме:
— Из Вятки уже вышел батальон... Подмога...
По телу разлилась легкая приятная истома, он словно куда-то погружался легко и свободно. Откуда ни возьмись — мать: такая же, как в молодости, круглолицая, без единой на лице морщинки. Глаза добрые, улыбчивые. Волосы гладкие, с пробором. В ушах сережки,— как и глаза, с блестками... И речка с мостиком.. Мать ловко бьет вальком по перемытому белью. А его голубой рубашки нет, той, что в белую полоску. Вместо рубаш-
ки— серая еловая кора. Он хочет что-то крикнуть... Но вдруг сквозь сон слышит голос разводящего:
— Какие-то у собора люди, товарищ комиссар! Вихарев, вскочив, увидел в окно, как по площади,левее будки, пригибаясь, бежали к парадному крыльцу солдаты.
— Трево-о-га!—поняв все, крикнул он.— Пять человек вниз! Забаррикадировать вход! Остальные — к окнам! Дпое—к пулемету!—и, оглянувшись, увидел Ксену с пулеметной лептой в руках. «Так вот она какая»,— мелькнуло в голове.— Давай сюда!—указав взглядом на пулеметчиков, устанавливавших «максимку» в проем окна, крикнул Вихарев и бросился к телефону, чтоб вызвать на помощь солдат караульной роты.
В телефонную трубку ответили, что рота по распоряжению комиссара Вихарева уже выбыла с полчаса назад. И, вдруг поняв, что его именем воспользовались степа-новцы, Вихарев ужаснулся: они обманули красноармейцев. Бросив трубку, Вихарев подбежал к окну и увидел, что степановцы уже окружили здание. На углу у водокачки устанавливали пулемет. Раздались первые винтовочные выстрелы. Со звоном посыпались стекла на пол.
— Сдавайся, Вихарев!—кричали мятежники на площади и рвались с винтовками к дверям и окнам.
— Не подпускай, товарищи!— скомандовал Вихарев.— Гранатами их!
Сверху полетели гранаты. Вспышки огня осветили площадь. Степановцы в смятении бросились обратно к водокачке.
— Комиссара к телефону!
Вихарев метнулся к степс, схватил трубку. Чей-то властный голос приказывал ему немедленно сдаться.
— Черта с два!— бросил в ответ Вихарев.— И разговаривать с врагами не хочу!
И снова в трубке:
— Мы уничтожим ваше здание!
— Не взять нас!
Его перебивал тот же властный голос, но Вихарев не хотел и слушать:
— Врешь! Не погибнем! Нас много...— и, кинув на рычажок трубку, бросился к пулемету.— А ну, получай, гады!—стиснув зубы, крикнул он и дал очередь по столпившимся около водокачки степановским солдатам.
Сафаней Вьершов в тот день был особенно деятелен. То он скакал на телеграф с каким-то важным поручением, то, скособочась, сопровождал по городу карательную тройку, хвастаясь, что он, мол, сам уж шашкой срубил милиционера...
Узнав, что комиссары с бойцами, забаррикадировавшись в военкомате, настойчиво сопротивляются, что уже ранен заместитель Степанова, который командовал взятием города, Вьершов понял — дошла пора до него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119