«15 юля Катиринбурх»
На этот раз надпись получилась неуклюжей, с переносом: слово-то слишком большое, неудобное.
— Ничего, одного косяка не хватит — на другой переберемся. Так, что ли, Федярка?
— А еще много городов-то брать надо?
— Много ли — не много, а все возьмем! «Конечно, возьмем!» — Федярка, сорвавшись с места,
убежал, чтобы сообщить дедушкину новость другим ребятишкам.
Вскоре Федярка привел взглянуть на новый город, записанный на косяке, Юльку. Она хоть и девчонка, а все расспрашивает, где да что творится. Да опять же
и о братце ее — Лаврушке хочется узнать, далеко ли он ушагал с красными войсками.
Забравшись на лавку, Юлька правела пальцем по надписи, по слогам сложила слово,— верно, город-то больно непонятный какой-то.
— Царица, слышь, такая была... Катька,— пояснил Федярка.
— А тут ведь не Катька.
— Не поймете вы, буржуи экие,— решив прийти на помощь, сказал Евлаха.— Катька — это по-нашему... Ну, а она назвала вроде на немецкий лад — «бурх», Катьки-на столица, дескать!..
— А пошто царицей город назвали?
— Видишь ли, каждой царице память о себе оставить хочется, вот и назвала так... Теперь вот мы завоевали, снимем старую вывеску. Вон Егор-то наш что пишет: целыми полками в плен забираем беляков. А раз берем их, так не без городов же...
«Это, наверно, шибко много, если целыми полками,— подумала Юлька.— Жалко, что не парень. Была бы парнем, тоже воевала, как наш Лаврушка. Хорошо парнем быть! Девчонке только и знай — пряди куделю да тки полотно...»
— А ты, дядя Евлантий, привет-то передаешь ли от нас, от мамки, от меня?—'спросила Юлька и добавила: — Когда будешь писать, спроси, скоро ль домой вернется Лаврушка наш.
— Теперь уж, наверно, скоро,— пообещал. Евлаха.— Теперь уж видишь, как наши ходко идут,— и он закурил.— Ну, чего у тебя дед робит? — поинтересовался он.— С ветряком все возится?
— С ветряком. Сделает вот, и к Ильке больше не поедем, сами молоть будем. Кропот-то шибко обдирает...
— А дедушка у тебя как, задаром будет?
Юлька не знает, как дед будет молоть, и тянет просто наугад:
— Не-е-е...
— То-то вот и есть, наверно, так же, как и Кропот...
— Не-е, не Кропот... Кропот, тот в вышитой нагрудке,— не соглашается Юлька и убегает, чтобы спросить дома, как будет молоть дедушка.
Евлаха знает, если Алешка Кузовков дома, он тотчас же выберется с костылем па улицу и крикнет через дорогу Евлахе: «Ты чего, мол, меня с Кропотом-то путаешь?»
Но старик не появляется на крыльце, видать, опять ушел в лес с топором.
— А тебя он в пай не звал, тятенька?—меся на стол кипящий самовар, спросила Глафа.
— К ветряку-то? А чем мы его справим? У Фаньки для этого дела каждая железина припасена. Потому чего Алехе звать-то меня? Руки разве нужны, так у него свои руки есть... А главное—-Фанька...
«Фанька, это верно»,— молча согласилась Глафа и принялась разливать чай.
Правда, чай-то нынче у каждого свой — или морковный, или шиповниковый, — осенью бабы да ребятишки все кусты обобрали по косогору. Федярка тоже лукошко шиповника принес, теперь вот и попивают они свой чаек. Из первой заварки Глафа всегда наливает свекру, он любит погуще и цветом чтоб не блеклый был — блеклой-то да мутной воды и в кадке много.
Налила Глафа свекру стакан, подала на стеклянном блюдце. Фанька, приметила Глафа, тоже любит пить, как и свекор, из стеклянного блюдца. И ведь подумать только, какой дельный уродился этот Фанька! И собой неказистый — и низенький, и сутулый, смотришь, вроде бы с горбиком, только глаза у него забористые.
Пришла она как-то в кузницу, замок надо было починить. Фанька взял его, повертел в руках, глянул на Гла-фу, сам сутулый, а глаза — добрые.
— Чего у тебя с замком-то, Глафа?
— Ключ что-то не подходит.
Фанька повертел в руках ключ, подпилочном дернул раз-другой по бородке, вставил в скважину, крутнул — и замок запел. Ну и руки золотые, ведь замок-то сколько лет без пользы лежал!
— И как ты это умеешь все, Фаня?
— А чего тут трудного?
— Как же не трудно? Вот я не умею... Сколько за работу-то, Фаня?
— Ничего не надо.
— За спасибо, что ли?
— Это вам спасибо,— и так глянул на Глафу, что ее даже в жар кинуло: с чего бы это он?
— За что же мне спасибо?
— Как за что? Зашла вот...
Глафа зарделась и, стараясь скрыть смущение, перешагнула за порог. Чтоб еще поблагодарить, оглянулась И невольно встретилась с его глазами. «Не уходи...» — будто просили они.
И теперь, за чаем, Глафа вспомнила этот случай, вспомнила — и пожалела Фаныку: «Такой парень, а живет один-одинешенек. Девок, что ль, по нему нет?»
Пожалела — и удивилась: «С чего бы жалеть-то мне?»
Лето в тот год выдалось жаркое, в полях неожиданно разом все созрело. В другие годы бывало так: пока убираешь рожь, не спеша зреет ячмень, за ячменем — пшеница; поуберутся в полях, — тогда и овсяный сноп начинает проситься в угол. Все идет по порядочку. А тут — ие убрались с рожью, а уже начали жать ячмень, и овес уже, гляди, в рябую курицу стоит, поздний-то сев ныне догоняет первую горсть.
Алешка—тоненькие ножки похватал-похватал со снохой серпом рожь, да и решил кликнуть людей на помощь. Правда, старуха возражала: помочи-то, мол, раньше устраивали бобыли да разные захребетники, но старик процедил сквозь зубы: «Ба-был-ка» — и добавил громко:
— Тогда жни сама, если бойка шибко.
А где тут бойчиться Христе, она уже и так года три в поле не бывала, давненько прихварывала, хорошо, что еще около печи управлялась,—разве ей ныне до жатья?
Кузовков достал счеты, уселся к столу. Придут девки да бабы, бабам легонькое угощенье — по стаканчику водки, — и хватит, а девкам и того меньше — изба для каблуков есть, пусть пляшут до упаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119