он возвращается снова к действительности. Вспоминаются домашние, домишко в Канарбику, Юула...
Но то, что было сегодня вечером и ночью, это столь прекрасно и чисто, что об этом хочется и можно рассказывать всем, всем... кроме матери Хильи. Зато отец Хильи думает, что он, Лаас, непременно пойдет в жизни далеко... Может, еще все-таки удастся достичь Золотых Ворот и при этом держать в своей руке узенькую, слегка подрагивающую руку Хильи.
Лаас и не замечает, как долго пребывает в нахлынувших на него мыслях, а тем временем небо на востоке уже начинает алеть. Едва показалось солнце, как он тихо крадется по лестнице и идет к морю. Поднявшиеся с бухты клоки тумана медленно движутся посередине залива, скрывая рыбацкие сараи на противоположном берегу, но стоило солнышку подняться сажени на две — и туман начинает синеть, становится просвечивающим и рассеивается.
Нет здесь, наверное, лова, кроме как осенью. Но зачем же тогда эти лодки притулились на том берегу? Ах, какое мне дело до этих посудин!
Когда он возвращается, навстречу ему идет парень — сын арендатора или молоденький батрак, с уздечкой на плече и с ломтем хлеба в руке. Видно, лошадь не дается в руки. Парень учтиво здоровается, и Лаасу вспоминается время, когда он сам приводил с пастбища Кырба. Забавно, что именно сегодня утром он встречается со своим старым, забытым детством.
Лаас направляется в сарай и тихонько заводит мотор. Все в порядке. Уже полпятого — по крайней мере к шести будут на месте.
— Господин! Вас просят в комнату,— служанка поворачивается и уходит, во всем ее теле чувствуется явная усталость от вчерашних танцев и бессонной ночи.
— Ну, где же вы, Раун? Линда вас повсюду ищет,— спрашивает Нийлер.
Еда поставлена только для отъезжающих, хозяйка в ночном халате сидит просто так.
— Как вам понравилось гулянье? Я слышала, Хилья вернулась только в два часа. Пришли, видно, вместе? Линда пришла позже. Вы же не выспались.
— Чего там сон для молодого человека! — отвечает за него старый Нийлер.
Когда они выезжают со двора, Лаасу кажется, будто в окне показался узкий прелестный профиль.
— Послушайте, не гоните вы так!— предостерегает Нийлер.
Лаас снижает скорость, но после этого у него начинают дрожать от какого-то напряжения руки. Нога сама собой все глубже давит на газ, и машина на опасной скорости берет повороты.
Шесть рабочих дней тянутся друг за другом. Но в очередную и даже следующую субботу инженер в его помощи больше не нуждается — явно, что госпожа Нийлер руководит и властвует дома. Лаас живет в каком-то нервном напряжении, он стал резким и нетерпеливым даже с рабочими. При этом у него возник вообще интерес к женщинам. Примечает с лесов торопливо проходящих дам — смотрит им вслед. Правда, с девушками, которые приходят посмотреть на строительство, он по- прежнему смущенно-учтив, но в разговоре с ними начинает подчеркивать свою роль, из-за чего потом ему становится не по себе. Задерживается взглядом на интимных газетных объявлениях, на рекламах экскурсионных поездов, а по воскресеньям начинает ходить на пляж. И в постели долго не дают ему заснуть грезы о сказочном воскресенье в Меремызе.
Хилья...
В работу и в подсчеты вкрадываются ошибки. Эротические мысли появляются все чаще, они тревожат его во сне, и вечером он отправляется на улицу с единственной целью посмотреть на сомнительных женщин. Но это оказывается вовсе не так просто. Он слышал, что стоит лишь вечером пройтись по Виру, и они сами привяжутся к тебе.
Сегодня ни одной такой не видно. Появляется группа щебечущих школьниц, наверное, с танцевальных курсов, перед кинотеатром толпятся люди. Прогуливаются с девушками военные. Лаас сворачивает в проулок, из портовой корчмы доносится шум, но и тут никто не хватает его за полу, все проходят мимо. Впереди идет какая-то солидная дама. Кто ее знает — уж простая-то работница не в состоянии нацепить на себя такую лису, а состоятельнее кто не станут так поздно ходить по этим улицам. Таможня, Армия спасения и тут самоуверенная рука дамы толкает дверь богатого частного дома.
Черт побери! Но даже разочарование лучше постоянной нерешительности, и эту ночь он спит спокойно.
И тем не менее на другой день все возвращается, и еще острее, чем раньше. Воображение восстанавливает в ярких красках все слышанные рассказы об «этих» дамах. Вспоминается Аксель Лао, который уже испытал нечто подобное.
С Акселем он познакомился на военной службе. Долговязый худощавый парень, студент философского факультета, он никак не мог обучиться муштре и все же оставался удивительно спокойным и, тихонько посмеиваясь, отбывал свои наряды. Лаас, для которого и самое малое наказание всегда казалось большим унижением, лишь восхищался Акселем. И, как явные противоположности, они великолепно подходили друг к другу. Один — отрешенный философ, по-своему Ганди, другой — суровый, жесткий, стремящийся продвинуться в жизни парень из прибрежья. Аксель о завтрашнем дне особо не заботился, зато Лаас разметил свою жизнь лет на пять вперед, и у него был свой банковский счет. Но когда в каком-то журнале появилась первая новелла Акселя, для Лааса это было настоящим потрясением.
— Ты все так достоверно описал — а сам ты в детстве тоже вот так?..— спрашивает он между прочим.
— Да, конечно,— просто отвечает Аксель.
Лаас завидует его искренности.
Аксель сегодня хотя и дома, но весь в работе. Он подает другу с полки один из своих переводов. Лааса охватывает полемический задор, в споре с Акселем можно показать свою логику и способность к абстракции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77