Она, правда, пытается все делать по дому, но руки ее по-прежнему словно на привязи. Лаасу вспоминается, как Наадж впервые отдалась ему. Привычно, умело, после этой истории с дядей? Он помнит, какие внутренние и внешние препятствия пришлось преодолеть герою новеллы Акселя, прежде чем тот познал сексуальную связь. А сам он был ведь абсолютно непорочный, и все же первой его любовью была гулящая. Однако Наадж отдавалась ему даже искуснее, чем Мийя.
— Ты не все рассказала,— говорит он своей молодой жене.
Наадж заверяет в обратном. Привычно? Нет, дело не в этом. И затем она рассказывает о мелких грешках своей жизни. В шестнадцать лет впервые поцеловала парня на деревенской толоке — тот поцеловал ее. Они переписывались. Но парень был коммунистом, и его посадили в тюрьму — жалко было.
Изредка выпивала — на выпускном вечере, на дне рождения, тогда ребята целовали ее, она же не отвечала. Хотя однажды было, в последний школьный год. У нее на дне рождения. Пришла домой и увидела на столе цветы, шоколад, яблоки, томаты и открытки. У Альберта не было уроков, кто же, кроме него, мог так позаботиться. Вечером Альберт был в новом костюме, но жаловался, что болен — сердце подводит, говорил, что скоро умрет.
— Тогда я и поцеловала его, только из сочувствия.
— Недавно ты уверяла, что уже все-все сказала. Тоже, наверное, из сочувствия.
— Ты как инквизитор, я так не могу.
— Рассказывай дальше, этих сочувственных поцелуев было у тебя, кажется, предостаточно, да и помнишь ли ты всех, кто к тебе прикладывался.
— Мне больше нечего рассказывать, и никто ко мне це прикладывался,— всхлипывает Наадж.— Я мечтала о Харри, не могла же я с другими...
— Бедная страдалица,— зло подкусывает Лаас,— какая трагедия, не могла с другими...
Наадж хочет ухватить его за руку, он отталкивает жену и уходит. Оказавшись за воротами, в лесу, пускается бежать, будто от чумы. В голове гудит, он уже не в состоянии о чем-нибудь думать, все бежит и бежит. Болотистая пустошь, луговина, он Огибает их, высокие деревья, откуда-то проглядывает море, потом снова чащоба. Он устал, прислоняется к одному, другому дереву, но нигде не находит покоя сунул в горло острый напильник. Уткнулся головой в землю, но и это не помогает. Не в состоянии справиться с собой, он уставляется пустым взглядом в пространство. Что сталось с его жизнью, к чему он пришел? Наадж, кто такая Наадж? Болото, по которому страшно ступать, сделать хотя бы еще один шаг. Мийя, а кем была Мийя? Разве она не обманывала его? Хилья? Отец и мать... А те, кого он просто видел и не знает? Антон? Кем был Антон, боже праведный! Охватывало ли Антона такое же отчаяние, в каком он пребывает сейчас! А сам он, кто он сам? Человек или животное? Или всего лишь улитка, погрузившаяся в свою слизь? Юула?
«...Не говори этого другим...»
«Доверие — основа семейной жизни»,— учил инструктор сценических курсов Ууссаар. «Не говори этого другим!» С самого начала никто и не говорит другим, кто он такой, никто ведь не сорвет с лица своего маску. Или кто-то все-таки срывает, нарушает правила игры? Инструктор учит публику доверять актерам, принимать их такими, каковы они есть в масках, и не заглядывать за кулисы. Доверие публики к актерам, доверие самих артистов друг к другу, доверие того, кого обманывают, к тому, кто обманывает. Не слепая ли это вера?
Не говори другим...
Кто эти другие?
До сих пор он пытался узнавать других в основном по книгам, потому что не надо было опасаться, что книжные Каины, Далилы, Иуды, Карины, Индреки, Катюши, Нехлюдовы, Раскольниковы и сотни других — что они ринутся на тебя с книжных страниц и, по примеру Каина, всадят нож в спину или, как Иуда, продадут тебя за сребреники, подобно Далиле, лишат тебя силы, ограбят, обманут,— нет, книгу можно спокойно вернуть на полку или отнести в библиотеку, без того чтобы кто-то из ее героев причинил тебе зло. Не станут в открытую дознаваться, кто ты такой. Возможно, поэтому и Наадж, так же как и он сам, много читала. Страх перед реальной жизнью явился тем, что погнало их обоих читать книги. Но ведь жизнь, настоящую, требуется прожить. И он, муж Наадж, хочет быть уверен, что ребенок, которого Наадж должна родить, будет именно его, Лааса, ребенком, а не какого-нибудь ее любовника. Имеет ли он на это право? Как будто имеет. Но, как показывает история взаимоотношений Антона, его самого и Мийи, правда и справедливость не всегда уживаются под одной крышей — будь то
в романе Таммсааре или в реальной жизни в том или ином
супружестве.
В некотором смысле истина, возможно, в том, что если женщина до свадьбы познала не одного мужчину, то ей будет труднее, будучи женой, смириться с одним-единственным мужем. Не выйдет из волка дворовой собаки, а из гулящей бабы — доброй матери, как говорит охочий до крепкого словца Юрин отец — Яан Ванатоа. Видно, Юри принял всерьез отцовское предостережение. Что-то не слыхал никто, чтобы у Малль до или после Юри были другие женихи, поэтому вроде бы и семейная жизнь у них счастливая. Но ведь и сам Юри не бабник или с «ярко- красным цветком» в петлице Олавй... Но кто их знает, этих Юул искать далеко от деревни Сельяку не приходится. Взять ту же соседку Раунов, Лиду Уйеэлу, и нескольких ее дочерей...
Имеет ли он право требовать, чтобы Наадж была другой, нежели она есть в действительности?
Антон умер... И для него, Лааса, однажды наступит вечер и солнце закатится в последний раз... Но тогда должен остаться кто-то, кто продолжит его жизнь.
Золотые Ворота... Что такое его Золотые Ворота? Где они, эти его Золотые Ворота?..
Наадж... Наадж... Кто же она на самом деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77