2
Низкая, с запыленными окнами мастерская в проулке маленького городка. В углу велосипеды с заржавленными спицами, на полу и на полках вперемешку инструменты и разные железяки. Но это не беда, хозяин — мастер, какого поискать.
На улице слышно фырчанье мотора. Это остановился и теперь входит дородный земский врач. Опять забарахлил мотоцикл.
— Ну посмотрим, опять, что ли, запор в желудке? — с радостным оживлением говорит хозяин и откладывает все другое. Вдвоем с Эвальдом они закатывают мотоцикл в мастерскую, толстый господин сам придерживает дверь. Снова заводится мотор — хозяин спец, может по звуку определить, где что барахлит.
— Так и есть, карбюратор. Я сразу подумал. Придется разобрать.
Все идет быстро, ладно. Вдруг потребовался плоский американский ключик.
— Ну куда я его подевал — только что был у меня в руках!
Хозяин и помощник ищут, земский доктор ждет, ученик напильником что-то вытачивает.
— Только что был у меня в руках,— опять говорит без всякой злобы хозяин. Так уж ведется, что если тебе нужна позарез какая-нибудь вещь, то ее нигде нет. Хозяин тихо посвистывает, и поиски продолжаются без крика, без нервотрепки, без ругани.— Может, ты, парень, видел?
— Не на второй ли он полке.
Лаас прерывает свою работу и тоже ищет американский ключик. Когда его наконец находят под железками, Лаас также начинает помогать хозяину. Клеить камеры и выполнять другую мелкую работу ему уже доверяют.
Но по вечерам, скинув с себя рабочую одежду, оба, он и Эвальд, утыкаются в книги. Эвальд в «Автотехнику», он — в какое-нибудь жизнеописание великого человека, штудирует учебник немецкого языка, читает «Мартина Идена» или какую-нибудь художественную книгу, которую он только что принес из библиотеки. По-немецки он начал еще в последнем классе Уулураннаской начальной школы кое-что понимать, по крайней мере мог с помощью словаря разбирать заглавия. Ему не дает покоя Вильгельма Бёлыпа. Три тома этой книги он брал по нескольку раз — когда подходил срок, возвращал, затем брал снова. Как же разнится у животных любовная жизнь! Есть в высшей степени целомудренные животные, которые лишь раз в году спариваются, чтобы продолжить свой род, но есть и просто звери, как, например, самки-крестовики. Паук-крестовик должен иметь проворные ноги, потому что стоит ему после короткого любовного счастья чуть зазеваться, как паука тут же его слопает — что зачастую и бывает.
Получается, что в природе любовь и смерть идут рядом — лососи умирают вскоре после того, как отметали икру,— только люди, кажется, превратили любовные утехи в игру...
...Чуть было не наделил...
Корпение над трехтомным исследованием Бёлыпа открывало дорогу и к другой немецкой литературе, хотя бы с помощью словаря. Но его библией, книгой его книг в то время, когда Лаас из подростка становится юношей, оказывается все же «Мартин Иден», которую он может вновь и вновь перечитывать на родном языке. Как и Мартин, он тоже хочет учиться, преуспевать в жизни и лишь после того, как достигнет вершины... Нет, по примеру Мартина Идена Лаас Раун не желает кидаться в волны, накладывать на себя руки... Или все же... Ведь, может быть, лишь случайно, только по отцовской неосторожности, он и появился на свет...
Эвальду чужды книги, которые Лаас приносит из библиотеки, так же как и его сомнения и думы. Эвальда влекут электричество, техника и разные машины. Лаасу кажется, что на свете нет такой машины, с которой бы не справился Эвальд. Однажды квартирная хозяйка принесла ему швейную машинку. Он снисходительно и чуточку виновато улыбнулся, открыл машинку, некоторое время изучал эти мудреные винтики-болтики, подкрутил в двух местах — и машинка заработала.
В правом ящике стола у него лежит лупа и прочий необходимый для часовщика инструмент. И все-таки больше всего Эвальда привлекает электричество и радио. Он уже
«Любовная жизнь в природе»
давно смастерил из молочной бутылки детектор. Когда Эвальд собрался было уходить в другую мастерскую, где больше машин, хозяин не отпустил его, прибавил по три цента в час к зарплате.
Эвальд помог и Лаасу получить его нынешнее место.
После того ночного лова Лаас, правда, не сразу попал в город. Всю осень ходил в море, в то же время все упорнее готовился к отъезду в город. Написал Эвальду, копил деньги, сшил себе новую одежду. И в одно из воскресений, после того как траулер опять выбрал из залива всю кильку, съездил на велосипеде в город. Пусть перебродит, думала мама, когда-нибудь остепенится. Но после крещения запрягла старого Кырба, и с продуктами и дровами они прикатили в город.
Лаас и на лето не приехал домой, остался работать в мастерской, решил немного подкопить денег. И дома в нем уже не так нуждались. Мужики на судне, где отец работал плотником, вздумали требовать повышения зарплаты — чуть ли не забастовку объявили. Команду рассчитали, и большинство, включая отца, никак не могли найти новое место. Большая война, правда, уже давно кончилась, но свары поменьше продолжались и в Африке, и в Азии, и в Южной Америке; по мнению отца, в воздухе уже снова чувствовалась слабая гарь большой войны.
— Тогда поезжай домой и принюхайся, если у тебя такой острое чутье!— сказали ему в пароходной конторе.— Ты в летах, долго ли будешь занимать места молодых...
Вот отец и приехал домой. Хозяйство, хотя после войны и прирезали чуток земли, было не столь большим, чтобы всех прокормить, а тем более позволить содержать человека в гимназии. А в гимназию Лаасу так хотелось попасть! Потому и не едет он на лето домой, а остается работать в мастерской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77