Лаас становится ревнивым и нетерпимым.
«Наадж! Сейчас я подумал, что не смогу полюбить никого, кроме тебя, потому что нет больше другой такой девушки.
Ответь мне скорее и напиши, что и тебе не нужен никто другой, кроме меня. Хотя ты на вечере танцевала с Харри, но ведь это было просто так.
Послал тебе письмо. Мне больно.
Опять наступил вечер, потом наступит ночь и придет утро. Я писал тебе обо всем, что вспоминал, и сейчас у меня нет других мыслей, кроме одной: когда получу твое письмо и когда ты приедешь сама».
С болезнью ослабевшие было связи с родительским домом снова стали более тесными. Он радуется внешне кажущейся счастливой семейной жизни Малль и Юри. Денег и прочего у бедных людей всегда, правда, мало, но — малым довольствуются, да и много съедается, как говорит мать. Через два месяца Малль родит своего первенца, и он, Лаас, станет дядюшкой. По крайней мере раз в неделю он бывает у родителей, пользуется отцовским верстаком, начал мастерить рамочку для фотографии Наадж. Получается оригинальная. Фотография, правда, небольшая, восьмушка почтовой открытки, но Лаас нашел среди поленьев толстый дубовый сук, выпиливает из него плошку и вставляет в нее фотографию.
У Валерия, брата Наадж, свадьба, и поэтому ее приезд откладывается еще на неделю. У нее сейчас действительно много работы — свадебные сборы, а тут еще взяли столоваться инструктора сценических курсов Хейнриха Уусса- ара. Высоченный парень, Лаас конечно же не видел еще такого высокого мужчину, ест на удивление мало и платит хорошие деньги: крону в день за еду.
Лаас пишет, что не сможет быть на свадьбе брата. Да и стоит ли ехать — ведь Наадж сразу после нее приедет к Раунам. Поэтому он пошлет лишь поздравительную открытку.
Но ни во вторник, ни в среду Наадж не появляется. Лаас нетерпеливо ждет возле почты автобуса. Наадж приезжает лишь в четверг вечером.
— Я ждал тебя! — шепчет он, беря у нее чемодан.
— Раньше никак не могла.
Лаасу вдруг становится неловко, на ногах у него большие грязные сапоги, да и сам он, в своем сером пальто, выглядит довольно жалко. А этот Ууссаар, инструктор сценических курсов, наверно, хорошо одет.
Лаас везет Наадж домой, к Раунам, там больше места, и он хочет показать невесту всем своим родственникам. Почти всю дорогу они как-то чураются друг друга. Лишь после поцелуев в Ныммеметсаском лесу становятся разговорчивее.
— Я ревную тебя к этому Ууссаару, ты писала о нем так хорошо, уж не влюбилась ли в него!
— Глупый мальчишка, он такой старый, плешивый — какой ты чудной. Он знает, что я обручена, и спросил, что же в семейной жизни самое важное. Я не знала. Он сказал, что — доверие.
— Боюсь, что ты не сможешь мне простить Мийю.
Конечно, Наадж ревнует к Мийе, однако ей и в голову
не приходит мстить Лаасу. Никого, кроме него, она полюбить не сможет.
Домашние стараются проявлять к невесте внимание и дружелюбие, стараются, но настоящей дружбы как-то не получается. Наадж в делах неумелая, а мать видит только работу.
Когда солнце проклевывает сережки, на столе у Лааса появляется целый пучок ивовых веток. Но ему некогда обращать на них внимание, и Наадж говорит, что он не чуткий к красоте.
Весной у Лааса много работы, он не может каждый день бывать дома, и Наадж частенько грустит. Однажды Лаас приносит ей из поселка письмо.
— Кто это тебе пишет?— спрашивает он.
— Не знаю.— Почувствовав его ревность, она вскрывает письмо. В конверте несколько фотографий: на двух- трех Наадж с отцом и матерью, потом еще какая-то семейная группа, возле Наадж сидит высокий мужчина.
— Это Ууссаар?— спрашивает Лаас.
— Да,— просто отвечает Наадж,
— Чего это он рядом с тобой?
— Ты смешной, человек навел аппарат, другого места не было.
На обороте одной фотографии карандашом написана пара строчек:
«Девочка! Посылаю Тебе эти снимки и осмеливаюсь оставить у себя авторские экземпляры. Рад буду видеть Тебя!»
Лаас немеет, что-то словно резануло его, и он уходит в другую комнату. Наадж идет за ним:
— Лаас, Лаас! Ну почему ты сердишься на меня? Что я могу поделать, если он такой глупый! Я не разрешала ему обращаться ко мне на «ты», но ведь ему не завяжешь рот.
Лаас взбешен и не может успокоиться. Это же просто бесстыдство, как он осмеливается писать так чужим девушкам. Хотя мужик он неглупый — все же инструктор сценических курсов, и голова не плешивая, и довольно еще молодой.
Наадж понадобилось приложить массу усилий, употребить всю свою нежность, чтобы уверить Лааса в том, что между нею и этим человеком ничего не было. Однако новое сомнение все же прибавилось к прежним мелким подозрениям.
Сомнение это обращается чуть ли не в сцену ревности, когда Лаас приносит из Уулуранна новое письмо, от того же Ууссаара:
«Девочка, жду Тебя в воскресенье на вечере в Таммисту. Очень хочу Тебя видеть, Ты должна прийти!»
— Какая ты ему девочка,— в отчаянии говорит Лаас.— Не представляю себе, чтобы я мог написать такое чужому человеку. Доверие — это он так понимает доверие между нами?
— Не все такие, как ты, таких, как ты, очень мало. Ты не можешь представить, что люди пьют и курят, и все же они делают это, почти все поступают так. Ты исключение, Лаас.
От этих слов он немного теплеет. Но все равно не успокаивается, пока Наадж не составляет Ууссаару ответ. Однако утром, когда Лаас собрался было отнести его на почту, она нигде не может отыскать этого вчерашнего письма. Оно просто исчезло, хотя Наадж, вся в слезах, и ищет его.
В тот день письмо Ууссаару так и остается отосланным. Лаас расстроен. Придя вечером домой, он исписывает для Наадж целую страничку записной книжки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77