ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
я опять закричала, теперь
уже от боли, потому что он схватил меня за волосы внизу живота и тянул их изо всей мочи. Я чувствовала, что силы покидают меня, дыхание сперлось у меня в груди, а он все тянул меня за волосы, причиняя мне страшную боль; и тут я вдруг вспомнила, что у мужчин есть одно очень чувствительное место, я протянула руку к животу, моя рука встретилась с его рукой, и он, наверно, подумал, что я хочу помочь ему получить со мной удовольствие, потому что тут же отпустил мои волосы и на голове и внизу, даже улыбнулся мне ужасной улыбкой, оскалив свои черные и гнилые зубы, а я в это время протянула руку еще дальше, схватила его за это самое место и сдавила изо всей силы. Он заревел, рванул меня опять за волосы и стукнул головой об пол с такой силой, что я даже не почувствовала боли, так как в тот же момент потеряла сознание.
Не знаю, сколько времени прошло, но когда я очнулась, то увидела, что лежу в темном углу церкви, солдаты ушли, и наступила тишина. Голова у меня болела, но только сзади, у затылка; больше у меня ничего не болело, и я поняла, что этому чудовищу не удалось сделать со мной того, что он хотел, потому что я схватила его за самое чувствительное место, он ударил меня головой об пол, и я потеряла сознание, а с женщиной в бесчувственном состоянии трудно что-нибудь сделать. Но была и еще одна причина, почему он оставил меня в покое, я узнала об этом позже: другие солдаты позвали его, чтобы он помог им держать Розетту, он бросил меня и пошел к ним, чтобы потом вместе с другими насиловать мою дочь. К сожалению, Розетта не потеряла сознания и видела и чувствовала все, что с нею делали.
Я была настолько слаба, что не могла подняться, попробовала сесть, но меня пронзила острая боль в затылке. Все же я пересилила себя, поднялась на ноги и осмотрелась. Сначала я не увидела ничего, кроме пола и раскатившихся по нему консервных банок, которые выпали из коробок в тот момент, когда на нас напали солдаты; потом я подняла глаза и увидела Розетту. Она лежала около алтаря, куда приволокли ее солдаты, а может, она сама хотела спрятаться там; лежала она
навзничь, задранное на голову платье скрывало ее лицо, тело от пояса вниз было обнажено. Она так и лежала с раскинутыми ногами, как ее оставили насильники, живот ее казался мраморным, а волосы внизу живота, светлые и кудрявые, напоминали головку козленка; на внутренней стороне ног и на волосах была кровь. Увидав кровь, я подумала, что Розетта умерла, хотя и знала, что это кровь ее загубленной девственности. Я подошла к ней и позвала шепотом.
— Розетта.
Я не надеялась, что она мне ответит: она и вправду не ответила, даже не пошевелилась, и я совсем решила, что она мертвая, наклонилась над ней и откинула платье. Розетта смотрела на меня широко открытыми глазами, не двигаясь и не произнося ни слова, я никогда не видела такого выражения у нее в глазах, это были глаза животного, попавшего .в капкан и ожидающего, что охотник вот-вот убьет его.
Я села возле нее у самого алтаря, обняла ее, приподняла немного, прижала к себе. Я только и могла произнести:
— Золотко мое.
Из глаз моих закапали слезы, я плакала, а они все текли мне в рот, горькие, как будто в них собралась горечь всей моей жизни. Я все плакала и понемногу приводила в порядок Розетту, вытащила из кармана платок и вытерла еще свежую кровь на ногах и животе, прикрыла ее наготу бельем и платьем, поправила на груди лифчик, разорванный этими варварами, и застегнула на ней блузку. Потом взяла гребешок, который нам дали англичане, и расчесала ее растрепанные волосы, прядь за прядью. Розетта лежала все так же неподвижно, ничего не говорила, но и не протестовала. Я перестала плакать, и оттого, что не могла больше ни рыдать, ни кричать, ни отчаиваться, мне стало еще тяжелее. Я сказала Розетте:
— Ты можешь встать и уйти отсюда?
Она ответила еле слышным голосом:
— Да.
Я помогла ей встать с пола, она шаталась и была очень бледной, я поддержала ее, и мы вместе пошли
к выходу. Но посреди церкви, когда мы подошли к скамейкам, я сказала ей:
— Нам все-таки надо подобрать эти консервы и уложить их в коробки. Не оставлять же их здесь. У тебя хватит силы?
Она опять ответила мне:
— Да.
Тогда я собрала в картонные коробки консервы, разбросанные по полу; одну коробку поставила на голову Розетте, другую понесла сама. Мы вышли из церкви.
У меня так сильно болел затылок, что, выходя из церкви, я почувствовала, что вот-вот опять потеряю сознание, но я подумала о том, что должна была выстрадать Розетта, и взяла себя в руки. Медленно сошли мы по широким и скользким ступеням площади, солнце стояло высоко в небе и заливало ярким светом почерневшие камни мостовой. Марокканцев не было видно; сделав свое черное дело, они, слава богу, ушли или уехали куда-то, может, для того, чтобы повторить то же самое в других деревнях Чочарии. Мы пересекли деревню, пройдя между двумя рядами заколоченных, безмолвных домов, и вышли на шоссе, солнечное и чистое. Мы шли, а весенний ветерок обдувал нас и шептал мне на ухо, что не надо отчаиваться, потому что жизнь будет продолжаться, как и раньше, как всегда. Мы прошли молча около километра, шли мы очень медленно, но затылок у меня болел все сильнее. Я понимала, что и Розетта не может долго выдержать, и сказала ей:
— Давай остановимся на первом же хуторе, который увидим, и побудем там до завтрашнего утра, отдохнем немного.
Розетта ничего не ответила, она все так и молчала с того самого момента, как ее изнасиловали марокканцы. Тогда я еще не знала, что это молчание будет продолжаться очень долгое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
уже от боли, потому что он схватил меня за волосы внизу живота и тянул их изо всей мочи. Я чувствовала, что силы покидают меня, дыхание сперлось у меня в груди, а он все тянул меня за волосы, причиняя мне страшную боль; и тут я вдруг вспомнила, что у мужчин есть одно очень чувствительное место, я протянула руку к животу, моя рука встретилась с его рукой, и он, наверно, подумал, что я хочу помочь ему получить со мной удовольствие, потому что тут же отпустил мои волосы и на голове и внизу, даже улыбнулся мне ужасной улыбкой, оскалив свои черные и гнилые зубы, а я в это время протянула руку еще дальше, схватила его за это самое место и сдавила изо всей силы. Он заревел, рванул меня опять за волосы и стукнул головой об пол с такой силой, что я даже не почувствовала боли, так как в тот же момент потеряла сознание.
Не знаю, сколько времени прошло, но когда я очнулась, то увидела, что лежу в темном углу церкви, солдаты ушли, и наступила тишина. Голова у меня болела, но только сзади, у затылка; больше у меня ничего не болело, и я поняла, что этому чудовищу не удалось сделать со мной того, что он хотел, потому что я схватила его за самое чувствительное место, он ударил меня головой об пол, и я потеряла сознание, а с женщиной в бесчувственном состоянии трудно что-нибудь сделать. Но была и еще одна причина, почему он оставил меня в покое, я узнала об этом позже: другие солдаты позвали его, чтобы он помог им держать Розетту, он бросил меня и пошел к ним, чтобы потом вместе с другими насиловать мою дочь. К сожалению, Розетта не потеряла сознания и видела и чувствовала все, что с нею делали.
Я была настолько слаба, что не могла подняться, попробовала сесть, но меня пронзила острая боль в затылке. Все же я пересилила себя, поднялась на ноги и осмотрелась. Сначала я не увидела ничего, кроме пола и раскатившихся по нему консервных банок, которые выпали из коробок в тот момент, когда на нас напали солдаты; потом я подняла глаза и увидела Розетту. Она лежала около алтаря, куда приволокли ее солдаты, а может, она сама хотела спрятаться там; лежала она
навзничь, задранное на голову платье скрывало ее лицо, тело от пояса вниз было обнажено. Она так и лежала с раскинутыми ногами, как ее оставили насильники, живот ее казался мраморным, а волосы внизу живота, светлые и кудрявые, напоминали головку козленка; на внутренней стороне ног и на волосах была кровь. Увидав кровь, я подумала, что Розетта умерла, хотя и знала, что это кровь ее загубленной девственности. Я подошла к ней и позвала шепотом.
— Розетта.
Я не надеялась, что она мне ответит: она и вправду не ответила, даже не пошевелилась, и я совсем решила, что она мертвая, наклонилась над ней и откинула платье. Розетта смотрела на меня широко открытыми глазами, не двигаясь и не произнося ни слова, я никогда не видела такого выражения у нее в глазах, это были глаза животного, попавшего .в капкан и ожидающего, что охотник вот-вот убьет его.
Я села возле нее у самого алтаря, обняла ее, приподняла немного, прижала к себе. Я только и могла произнести:
— Золотко мое.
Из глаз моих закапали слезы, я плакала, а они все текли мне в рот, горькие, как будто в них собралась горечь всей моей жизни. Я все плакала и понемногу приводила в порядок Розетту, вытащила из кармана платок и вытерла еще свежую кровь на ногах и животе, прикрыла ее наготу бельем и платьем, поправила на груди лифчик, разорванный этими варварами, и застегнула на ней блузку. Потом взяла гребешок, который нам дали англичане, и расчесала ее растрепанные волосы, прядь за прядью. Розетта лежала все так же неподвижно, ничего не говорила, но и не протестовала. Я перестала плакать, и оттого, что не могла больше ни рыдать, ни кричать, ни отчаиваться, мне стало еще тяжелее. Я сказала Розетте:
— Ты можешь встать и уйти отсюда?
Она ответила еле слышным голосом:
— Да.
Я помогла ей встать с пола, она шаталась и была очень бледной, я поддержала ее, и мы вместе пошли
к выходу. Но посреди церкви, когда мы подошли к скамейкам, я сказала ей:
— Нам все-таки надо подобрать эти консервы и уложить их в коробки. Не оставлять же их здесь. У тебя хватит силы?
Она опять ответила мне:
— Да.
Тогда я собрала в картонные коробки консервы, разбросанные по полу; одну коробку поставила на голову Розетте, другую понесла сама. Мы вышли из церкви.
У меня так сильно болел затылок, что, выходя из церкви, я почувствовала, что вот-вот опять потеряю сознание, но я подумала о том, что должна была выстрадать Розетта, и взяла себя в руки. Медленно сошли мы по широким и скользким ступеням площади, солнце стояло высоко в небе и заливало ярким светом почерневшие камни мостовой. Марокканцев не было видно; сделав свое черное дело, они, слава богу, ушли или уехали куда-то, может, для того, чтобы повторить то же самое в других деревнях Чочарии. Мы пересекли деревню, пройдя между двумя рядами заколоченных, безмолвных домов, и вышли на шоссе, солнечное и чистое. Мы шли, а весенний ветерок обдувал нас и шептал мне на ухо, что не надо отчаиваться, потому что жизнь будет продолжаться, как и раньше, как всегда. Мы прошли молча около километра, шли мы очень медленно, но затылок у меня болел все сильнее. Я понимала, что и Розетта не может долго выдержать, и сказала ей:
— Давай остановимся на первом же хуторе, который увидим, и побудем там до завтрашнего утра, отдохнем немного.
Розетта ничего не ответила, она все так и молчала с того самого момента, как ее изнасиловали марокканцы. Тогда я еще не знала, что это молчание будет продолжаться очень долгое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119