Прожекторы уже потухли. Заводской двор быстро освобождался от людей. Через несколько минут вокруг корабля не осталось ни души.
Максим и Маша спешно отключали проводку, которой "Уран" был соединен с Землей, и выбрасывали через дезинфекционную камеру ненужный теперь телефон и прочую "земную" аппаратуру. Шторы на окнах закрылись, засияли экранные перископы. Белов, воздушные летчики и космические штурманы заняли свои места. Остальные легли на раскрытые койки.
- Все ли готово? - спросил Белов. Получив утвердительный ответ, он опустил руку на рубильник, включавший урановый котел и управление кораблем, и повернул его до отказа. Рассыпалась сухая дробь включившихся контактов. Осветились щиты управления, ожили в прозрачных футлярах гирокомпасы, зашевелились стрелки приборов.
Белов нажал одну из кнопок на шите. Раздался низкий, воющий звук, который стал быстро повышаться и через несколько секунд перешел в еле слышный свист, тонкий, как жужжание комара: начали работу гироскопические стабилизаторы полета.
- Подъем! - скомандовал Белов.
Сидоренко взялся за универсальную рукоятку управления. Страшный грохот потряс корабль. На экранах перископов вспыхнули два огненных кольца, повисших над "Ураном": это пришли в движение могучие крылья-винты. Корабль быстро поднимался. Внизу клокотала мешанина из пыли и дыма.
Перед Сидоренко вспыхнула надпись: "Горизонтальный полет!".
Крылья остановились. От их концов протянулись четыре огненные струи.
Галя с инстинктивным страхом ждала момента перехода на горизонтальный полет, думая, что корабль начнет проваливаться в воздухе. Но "Уран" только дрогнул, качнулся и ринулся вперед. Тяжесть возросла. Кабина слегка повернулась относительно своей внешней оболочки. Галя вспомнила, что ее пол автоматически устанавливается перпендикулярно к направлению равнодействующей ускорений.
Неожиданно рев двиглтелей превратился в скрежещущий вой, точно какие-то гиганты раздирали небосвод, как растянутую парусину. Корабль перешел звуковой барьер.
Вдруг распахнулись шторы. "Уран" несся на огромной высоте, все еще продолжая свой стремительный подъем. Залитая лунным светом Земля казалась бесконечной наклонной плоскостью. Галя включила кинокамеру. "Уран" летел на юго-запад, на высоте пятнадцати километров. Освещение в кабине было выключено. Над головой сияла полная, яркая Луна с резко очерченными контурами морей.
В лунном сумраке слабо светились циферблаты приборов да зеленел круглый экран радара. В его нижней части мерцала панорама горизонта, лежащего на курсе корябля.
Стало почти тихо. Стрекотание киноаппарата переплеталось с постукиванием метронома.
Вспыхнула новая надпись: "Перейти на космическое управление!".
"Сдал!" - "Принял!" - одновременно вспыхнули ответные надписи. Стрелка хронометра добегала последние деления до красной черты.
- Ход!
Среди вспыхнувшей перестрелки контакторов возник и разросся протяжный вой гироскопов. Нос корабля стремительно задрался вверх. "Уран" нацелился в зенит... И вдруг Галя почувствовала, как неодолимая сила придавила ее к подушке. Она хотела поднять голову, пошевелить рукой, но тело, точно налитое свинцом, отказывалось повиноваться. Главный двигатель начал свою работу. Три миллиона лошадиных сил с ожесточением рвали невидимые узы, которыми старая Гея пыталась удержать своего могучего первенца.
Четверг, двадцать шестого марта 19 ... года был обыкновенным весенним днем.
Шел предпоследний год семилетки. Страна стояла на трудовой вахте. Радио в этот день передавало обычную программу; правда, в ней было больше, чем обычно, детских передач: наступили школьные каникулы. Жизнь шла своим чередом. И вдруг...
В три часа без пяти минут были включены громкоговорители на улицах и площадях. В эфир полились знакомые и всегда волнующие звуки стеклянных колокольчиков:
"Ши-ро-ка стра-на мо-я род-на-я!".
Одна за другой, услышав чрезвычайные позывные московского радио, настраивались зарубежные станции: как по взмаху дирижерской палочки, затихал бурный поток неистовых джазовых мелодий, тягучих звуков церковных богослужений, жужжащих воркований политических и спортивных комментаторов.
И когда ровно в три по московскому времени русский диктор произнес: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем экстренное правительственное сообщение", - миллионы людей на всей необъятной поверхности земного шаpa затаили дыхание.
Донецкие мастера угля, уральские сталевары, архангельские лесорубы замерли у репродукторов, боясь вытереть пот, выступивший на разгоряченных лицах.
Матросы на кораблях, скользивших по разнеженным весенним теплом северным морям или грудью пробивавших себе путь среди пляски осенних штормов на далеком юге, бросили свои обычные дела и столпились в кубриках.
Отдыхавшие после работы докеры Гонконга, ненароком включившие днем радио рабочие Брюсселя кто громко, кто осторожным шепотком спешили передать друг другу:
"Говорит Москва!".
И все новые и новые миллионы людей склонялись над приемниками. Сидевший за утренним кофе нью-йоркский бизнесмен, услышав от взволнованного секретаря: "Говорит Москва, экстренное правительственное..." - поперхнулся и, бросив свой завтрак, засеменил к приемнику, на ходу прижимая рукой занывшее сердце.
- "Говорит Москва!" - и на всех радиостанциях мира включаются звукозаписывающие аппараты, а дежурные журналисты торопливо вынимают блокноты и авторучки.
- "Говорит Москва!" - и весь мир, взволнованный, ожидающий, толпится у репродукторов, боясь шевельнуться, чтобы не упустить ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65