В старом кодексе говорилось: «Когда ее сопротивление преодолевается силой либо угрозой нанесения телесных увечий». В новом кодексе «принуждение» определялось как «применение физической силы, преодолевающей настоящее сопротивление; либо угроза, явная или подразумеваемая, которая порождает страх немедленной смерти или серьезного физического увечья». В обеих редакциях бремя доказывания возлагается на жертву. А между тем, в прошлом году в стране, согласно статистике, было зафиксировано около семидесяти восьми тысяч случаев изнасилования, и детективам, вроде Энни Ролз, которые и так работают как лошади, приходилось задавать тяжелые вопросы женщинам, которым и без того нелегко.Она глубоко вздохнула.— Говорят, что он был «на» вас...— Он был на кровати, он влез на меня.— То есть, вы хотите сказать, лег на вас?— Нет. Он о-с-седлал меня.— Вы услышали шум, он разбудил вас...— Да.— И почувствовали, что он взобрался на вас, оседлал.— Да.— И что дальше?— Я потянулась. Я попыталась дотянуться до н-н-ночного столика. У меня там в ящике пистолет. Я хотела д-д-остать его.— А разрешение на хранение оружия у вас есть?— Да.— Хотели достать пистолет.— Да. Но он схватил меня за запястье.— На какой руке?— На правой.— А левая была свободна?— Да.— И вы не пытались защититься левой?— Нет.— Вы не пытались его ударить?— Нет. У него был нож.«Хорошо, — подумала Энни. — Нож. Принуждение. Если, конечно, все это не фантазия».— Что за нож?— Тот же самый нож, что и впервые два раза.— Да, но что все-таки за нож? Лезвие какой длины, не скажете?— Понятия не имею, черт побери, знаю только, что это был нож! — яростно крикнула Мэри.— И он угрожал вам этим ножом?— Он сказал, что стоит мне издать хоть звук, и он прирежет меня.— Точно так и сказал?— Если я закричу или если я издам хоть звук, не помню в точности.«Угроза, явная или скрытая, — отметила про себя Энни. — Страх немедленной смерти или серьезного физического увечья».— Так, что дальше?— Он... расстегнул халат.— Вы сопротивлялись?— Он приставил мне нож к горлу.— И не отнимал его?— Да. Пока...— Да?— Он... ну, когда... когда расстегнул халат... засунул мне нож между ног. Он сказал, что воткнет его мне в... в... словом, в меня... если я... если я хоть пикну. Он... он разрезал колготки... разрезал на мне колготки ножом... и... и потом он... потом...Энни опять глубоко вздохнула.— Вы говорите, он пробыл у вас два часа.— Он кончал и снова начинал, без п-п-перерыва.— Он говорил что-нибудь в это время? Что угодно, так, чтобы можно было понять, кто это...— Нет.— А имени своего он, случайно, не назвал?— Нет.— Или откуда он...— Нет.— Ничего-ничего?— Ничего. То есть пока он... пока...— Пока он насиловал вас, мисс Холдингс, — сказала Энни. — Вполне можно произнести это слово. Этот сукин сын насиловал вас.— Да, — выдохнула Мэри.— Не говоря ни слова?— Пока... насиловал — нет.— Мисс Холдингс, я вынуждена задать еще один вопрос. Он не понуждал вас к извращениям?Это, собственно, была цитата из уголовного кодекса, устанавливающего максимум двадцать пять лет заключения за насильственную содомию, одно из преступлений категории Б. Если его поймают и предъявят обвинение и в изнасиловании, и в содомии, остаток лет он проведет за решеткой.— Нет, — ответила Мэри.Энни кивнула. Ясно. Просто изнасилование первой категории. Двадцать лет, если дадут по максимуму. А если попадется добросердечный судья — три года. А год хорошего поведения в тюрьме, и вот он снова на воле.— Уходя, он сказал, — начала Мэри, — он...— Да?— Он... сказал...— Так что же он сказал, мисс Холдингс?— Он...Мэри закрыла лицо руками.— Ну, пожалуйста, что он сказал?— Он с-с-сказал: «Я вернусь».Энни посмотрела на нее.— Он улыбался, — добавила Мэри. Глава 3 Пухлую почтовую бандероль, адресованную Восемьдесят седьмому участку, доставили в четверг утром, одиннадцатого октября. Сержант Дэйв Мерчисон принял ее за столом дежурного вместе со всей остальной почтой. Подозрительно осмотрев бандероль, Мерчисон приложил ее к уху, не тикает ли? По нынешним временам запросто могут бомбу по почте отправить, особенно, если нет обратного адреса.Тиканья он никакого не услышал, но это ничего не значило. Теперь научились собирать и совершенно беззвучные взрывные устройства. «Может, позвонить ребятам из отдела по обезвреживанию», — подумал он. Но с другой стороны, хорош он будет, если заставит их тащиться в такую даль и выяснится, что в пакете шоколадный набор или что-нибудь в этом роде. Однако же Мерчисон уже давно служил в полиции и хорошо знал, что главное в их деле — прикрыть фланги. Он поднял трубку и набрал номер капитана Фрика.На территории Восемьдесят седьмого участка работало сто восемьдесят шесть полицейских в форме и еще шестнадцать детективов в штатском. И всеми ими командовал капитан Фрик. Большинство из его подчиненных находили, что Фрику уже давно пора на пенсию, если не по возрасту, то по уму. А иные вообще считали его совершенным дебилом, который и ботинки утром сам завязать не может, не то что принимать решения в ситуациях, когда на весах, быть может, жизнь людей, а с такими ситуациями в этом районе сталкивались то и дело. У Фрика были седые волосы. Они всегда были седыми. Он считал, что они выгодно оттеняют его синий мундир. Он и вообразить не мог свою работу без синего мундира, который так замечательно дополнял его благородную седину. И еще — золотая оплетка. Ему нравилось, что на мундире у него золотая оплетка. И ему нравилось, что он полицейский. С другой стороны, ему не нравилось, когда всякие дежурные сержанты говорят ему, что с утренней почтой принесли подозрительный пакет.— Как это понять, «подозрительный»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76