К тому же, если в жилах у тебя течет хоть капля черной крови, ты не белый, во всяком случае, так считал Олли Уикс. Словом, редко увидишь здесь белую девушку в восемь утра, особенно, если она висит на фонарном столбе. Умники из отдела по расследованию убийств тоже так считали. И все они как раз говорили о том, какая эта редкость, когда подъехал человек из судмедэкспертизы. Он, напротив, заметил, что не такая уж это невидаль.— Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите? — спросил он. — Вам что, не известно, что за последние две недели еще две девушки были обнаружены в таком же щекотливом положении, висят себе на фонарном столбе, и каждый может заглянуть под юбку.Все собравшиеся тут полицейские заглянули под юбку убитой девушки. На ней были красные трусики.— И все равно, — упрямо заметил Олли, — у нас в Восемьдесят третьем редко увидишь мертвого, если только ты не черномазый.Один из патрульных, огораживавших место преступления, был черным. Он никак не реагировал на оскорбительное замечание Олли, потому что Олли был выше его чином и к тому же Толстяк Олли Уикс не знал, что слово «черномазый» имеет оскорбительный оттенок. Просто такой у Толстяка Олли Уикса был язык. Обидеть он никого не хотел. Он всегда так и говорил. «Да, черномазые у меня в лучших друзьях ходят», — любил повторять Толстяк. И действительно, лучшим детективом Восемьдесят третьего, исключая, разумеется, себя самого, Олли считал черномазого. Да он любому скажет, что Парсонс, эта падла, один из лучших черномазых полицейских во всем городе.Опустив девушку на землю, детективы и медэксперт тесно сгрудились вокруг нее.— Ничего себе обработал ее, а? — заметил один парень из отдела по расследованию убийств. Его звали Мат-сон.— Да, половину зубов вышиб, — сказал другой, по имени Мэнсон. Не лучшее имя для полицейского, и его всегда этим подкалывали.— Похоже, и нос сломал.— Не говоря уж о шее, — вмешался эксперт. — Кто ее нашел?— Я, — сказал Олли. — Везет же человеку.— Смерть наступила в результате перелома шейных позвонков.— А что это у нее на платье, кровь? — спросил Мэн-сон.— Нет, малиновый сок, — сказал Олли. — Ты совсем дурак, что ли?— Где, где? — заинтересовался Матсон.— А вот там, на груди, — сказал Мэнсон.— Славные розочки, — вздохнул Матсон.— Впервые слышу это выражение, — сказал Мэнсон.— Розочки? Да все так говорят.— Впервые слышу. Розочки?— Когда я был мальчишкой, все называли их розочками, — оскорбленно заявил Матсон.— А где ж это ты рос? — поинтересовался Олли.— В Калмз Пойнте.— Чушь какая-то, — заключил Мансон.— Может, захотите сравнить с теми двумя, — проговорил медэксперт.— А что, у нее есть запасная пара? — спросил Матсон, пытаясь выбраться из неловкого положения, в которое он попал из-за этих розочек. Но ведь действительно, когда он был подростком, все так говорили.— Я о двух других жертвах.— Эй, парни, что-нибудь еще нужно? — спросил подошедший негр-патрульный. * * * Мейер сидел за столом и печатал. Парик был на нем. Он все время немного съезжал в сторону, что придавало Мейеру несколько зловещий вид. Подняв голову, он увидел у входа в инспекторскую чью-то массивную фигуру. На мгновение ему показалось, что это Толстяк Олли Уикс. Он прищурился. Действительно, Толстяк Олли Уикс. Мейеру сразу же захотелось в душ. От Толстяка всегда несло как из выгребной ямы, и все, кто приближался к нему, всегда удивлялись, отчего он не обсижен мухами. Помимо того, Уикс был фанатиком. Мейеру вовсе не хотелось встречаться с ним сегодня. Вообще-то не только сегодня. Но так или иначе он был здесь, большой, как Будда. Пробило десять утра.— Есть кто? — прогудел он от турникета и вошел в инспекторскую. Мейер был сегодня один. Он ничего не ответил, просто проследил взглядом за Олли, который двинулся к столу. Маленькие поросячьи глазки на круглой поросячьей морде. Над брючным поясом покачивается здоровенный бурдюк. Смятая спортивная куртка, как будто он в ней спал целую неделю. Толстяк Олли Уикс плыл в сторону стола, как дирижабль.— Детектив Уикс, — заявил он, показывая жетон. — Из Восемьдесят третьего.— Да неужели? — спросил Мейер. Это еще что такое? Они ведь с Олли знакомы, как-то работали на одном деле.— Я уже здесь бывал, — продолжал Олли.— Да ну?— Да, я всех здесь знаю. Тут еще работал один маленький лысый еврей.Мейер спокойно отнесся к тому, что его назвали лысым — он и был лысым без парика; спокойно он отнесся и к тому, что его назвали евреем — он и был евреем; но когда тебя при росте за метр восемьдесят пять называют маленьким... К тому же в самом этом сочетании слов, как Олли произнес «маленький лысый еврей», было что-то оскорбительное.— Я и есть этот маленький лысый еврей, — пояснил Мейер. — И кончай эту лабуду, Олли.Поросячьи глазки Олли широко раскрылись.— Мейер? Ты Мейер? Да пропади я пропадом! — он принялся кружить вокруг стола, внимательно рассматривая парик. — Очень идет тебе, — сказал он наконец. — Ты уже не похож на еврея.Мейер промолчал. «Да, вот его-то мне как раз и не хватало, — подумал он. — Именно его».— Я собирался позвонить тебе, — сказал Олли.«Хорошо, что не позвонил», — подумал Мейер.— Слушай, это верно, что какой-то парень написал книгу и использовал твое имя?— Это была женщина.— Да, женщина, и она использовала в своей книге твое имя?— Да, она дала его одному из персонажей.— Это еще хуже. Я почему спрашиваю... Ты слышал о «Блюзах Хилл-стрит»? Это по телеку показывали.— Ну, знаю.— Тут на прошлой неделе давали повтор. Я случайно включил ящик, и, по-моему, там действует один малый, которого они слямзили с меня.— Как это, слямзили с тебя?— А так. Я про этого легавого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76