Первый раз они встретились в среду утром, двенадцатого октября. Теперь Эйлин надо было освоиться в квартире и привыкнуть к распорядку жизни Мэри. Через день, четырнадцатого, Мэри уехала в Калифорнию, оставив квартиру в таком состоянии, словно тут была на постое целая рота таких же нерях, как она. В субботу Эйлин прибралась.С тех пор прошло пять дней.Теперь квартиру захламляла ее собственная одежда. Она приносила вещи одну за другой в течение нескольких дней, обычно в магазинных сумках, так, чтобы никто ничего не заподозрил. Грязные тарелки в мойке теперь тоже ее тарелки. Ведь был только четверг, а Мэри обычно убирает в субботу или в воскресенье. Опять же, на тот случай, если кто следит, пусть выглядит все как обычно. Если следит. Уверенности в этом не было, но хотелось бы. А иначе, что ей здесь делать?Окна гостиной выходили на улицу. Эйлин раздвинула шторы как только появилась в квартире. Если кто следит, пусть видит, что она здесь. Впрочем, со стороны спальни следить удобнее. Окна здесь задернуты занавесками. Их не мыли, наверное, лет сто, и выходили они во двор, и напротив, метрах в шести, стоял другой дом. Если спрятаться там или залезть на крышу, все видно. Эйлин надеялась, что у того, кого она ждала, был бинокль. Она надеялась также, что у него хорошее зрение, и наконец Эйлин надеялась, что он не заставит ее ждать слишком долго. В субботу она соберет намеренно разбросанное по квартире белье и отнесет его в прачечную, которая находилась в подвальном помещении дома. А в воскресенье все начнется сначала, с нулевой, так сказать, отметки. Но сколько ей удастся продержаться в этом бедламе, трудно сказать. По сравнению с этой, ее собственная квартира могла показаться монашеской кельей.Полчаса назад она как раз жаловалась на весь этот ужас Клингу по телефону. Тот терпеливо выслушал и выразил надежду, что скоро все это закончится. Сказал, что скучает, спросил, как считает Энни, долго ли еще, по ее мнению, ей придется жить в чужой квартире и надевать на ночь чужую рубашку...— Рубашка у меня своя.— А вдруг он наблюдает за тобой? Увидит незнакомую рубашку и подумает, что здесь что-то не так.— Мэри вполне могла купить пару новых. Ведь она целыми днями болтается по магазинам. Встает Мэри в девять, затем два часа у нее уходит на душ и туалет. Вот и все утро нашей Мэри. Только не спрашивай, зачем ей надо два часа на душ и туалет. Когда лейтенант звонит по срочному делу, я готова уже через десять минут, свежая, как маргаритка, и чистая, как родник.— Знаю я эти срочные дела.— Ладно, не болтай глупости. В общем, в одиннадцать Мэри выходит из дома и до часа шатается по магазинам. Я тоже сегодня утром прошла по четырем и едва не купила тебе трусы. Выглядели они очень сексуально.— Почему едва? Почти подарок это не подарок.— Я подумала, что если за мной следят, то могут удивиться, зачем это я покупаю мужские трусы.— Ты еще ничего такого не заметила?— Нет. Но чувство такое, что он где-то рядом.— Что за чувство?— Просто чувство. Особенно, когда обедаю, ведь Мэри обедает ровно в час каждый день, то есть по будням. По выходным она не заводит будильник, спит, сколько спится.— Может, я как-нибудь заберусь в твою берлогу в воскресенье утром? Под видом, ну, например, водопроводчика.— Прекрасная мысль. Трубы, уж ты поверь, тут и вправду текут. В общем, когда я сегодня обедала...— Да, и что же случилось?— ...у меня было чувство, что он где-то поблизости.— В ресторане?— Мэри не ходит по ресторанам. Она ест в диетических кафе. За последнюю неделю я столько брюссельской капусты съела, сколько...— Ну и что, он там был?— Не знаю. Говорю же тебе, это только чувство. Там, в основном, женщины, но было шестеро мужчин. Правда, троих надо сразу исключить. Они совершенно не подходят под описание, которое есть в полиции. Белый, за тридцать, метр восемьдесят, шатен, голубые глаза, шрамов нет, татуировки тоже.— Так в этом городе каждый третий такой.— А то я не знаю!Наступило продолжительное молчание.— У меня замечательная идея, — сказал наконец Клинг.— Относительно этого типа?— Нет, относительно нас с тобой.— Ну-ну.— Хочешь узнать, какая?— Конечно.— Почему бы тебе не принять душ...— Угу.— А потом надеть ночную рубашку...— Угу.— А потом не нырнуть в свою славную теплую кроватку...— В кроватку Мэри, ты хочешь сказать.— Хорошо, в кроватку Мэри. А потом я снова позвоню тебе. Как идея?— Но я еще не хочу спать. Сейчас всего десять.— Ну так что? Мэри по будням встает в девять, так? К тому же я не сказал, что тебе надо спать.— А, ясно. Ты собираешься сделать похабный звонок, так что ли?— Ну, таких слов я бы не употреблял.— Да? А какие слова ты бы употребил, грязный старикашка?— Грязный — да, но не старикашка. Ну так как?— Конечно, только дай мне полчасика.— Полчасика?! Ты же только что говорила, что когда по срочному делу звонит лейтенант, ты готова уже через десять минут, и при этом, как огурчик? Зачем же тебе сейчас целых полчаса?— Но я же ожидаю похабного телефонного звонка. А это значит, мне надо надушиться, — и с этими словами Эйлин повесила трубку.Она уже пустила душ, но тут снова зазвонил телефон. Странно. Непохоже на Берта. Зачем звонить через пять минут, когда договорились через тридцать? Ладно, обойдутся. Она решила не подходить. Телефон продолжал звонить, не умолкая. Завернувшись в полотенце, она вышла из ванной и через спальню, умело маневрируя между завалами белья, которые сама же тут и устроила в подражание Мэри, проследовала в гостиную, где по-прежнему надрывался телефон. Она подняла трубку.— Да?— Эйлин?Голос женский.— Да?— Это Мэри Холдингс.— А, привет, прошу прощения, не сразу узнала вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76