Тем не менее по кое-каким намекам я сообразила, что он обладает
знаниями в необычных областях, всегда интересовавших Анру, и я, взяв его
за руку, охотно пошла вместе с ним.
Но далеко мы не ушли. Он завел меня в какой-то узкий извилистый
переулок, и тут я заметила, что он искоса поглядывает на меня, а его рука
еще крепче сжала мои пальцы, что мне совсем не понравилось. Я даже
чуть-чуть испугалась и каждый миг ждала мысленного предупреждения об
опасности от Анры.
Миновав несколько жилых домов, мы остановились возле мрачной
трехэтажной лачуги. Старик сказал, что живет на самом верху и потащил меня
к приставной лестнице, которая вела туда; между тем сигнала об опасности
так и не было.
Тут я не стала больше ждать, а вырвала руку и бросилась бежать,
чувствуя, как с каждым шагом мне делается все страшнее.
Придя домой, я увидела, что Анра мечется по комнате, как леопард. Я
принялась было торопливо рассказывать ему о том, как едва не попала в
переделку, но он все перебивал меня, допытываясь подробностей о старике и
сердито тряс головой, потому что никаких подробностей я толком и не знала.
Когда же я в своем рассказе дошла до бегства, лицо брата исказила такая
мука, словно я предала его, он замахнулся на меня, но не ударил, а рыдая,
бросился на постель.
Но когда я в тревоге склонилась над ним, рыдания вдруг смолкли. Он
повернул ко мне свое бледное, но спокойное лицо и сказал: "Ахура, я должен
знать о нем все".
И в этот миг я поняла то, чему не придавала значения долгие годы: что
моя дивная и легкая свобода была подделкой, что связана была я, а не Анра,
что игра наша была не игрой, а кабалой, что, пока я носилась по городу,
жадно впитывая в себя цвета и звуки, формы и движения, Анра развивал
другую сторону своего "я", на которую у меня не было времени, - ум,
целеустремленность, волю, - что я была лишь орудием в его руках, рабыней
на посылках, неразумным продолжением его собственного тела, щупальцем,
которое он мог вытягивать и убирать, словно осьминог, что даже мое горе
при виде его ужасного разочарования, мое стремление сделать что угодно,
лишь бы его порадовать, было всего-навсего еще одним средством воздействия
на меня, что даже наша близость, словно мы составляли две половинки одного
целого, была для него еще одним тактическим преимуществом.
В его жизни наступил второй серьезный перелом, и он опять не
раздумывая принес в жертву своего самого близкого человека.
Заметив, что он понимает всю безвыходность моего положения, я увидела
во всем этом нечто еще более уродливое. Мы были с ним, словно царственные
брат и сестра из Александрии и Антиохии, партнеры по детским играм, сами
того не подозревая предназначенные друг для друга, и мальчик был немощным
калекой - а теперь так быстро и так ужасно настала брачная ночь.
В результате я снова отправилась в извилистый переулок к покосившейся
лачуге, к лестнице, к последнему этажу, - словом, к безбородому старику.
Нельзя сказать, что я уступила без борьбы. Каждый шаг по улице
давался мне с превеликим трудом. До сих пор, даже когда я таилась в щели
под крышей, мне приходилось лишь наблюдать и шпионить ради Анры. Мне не
нужно было ничего делать.
Но какая разница, в конце концов. Я взобралась по лестнице и
постучалась в перекошенную дверь. Едва я до нее дотронулась, она
распахнулась. В дымной комнате за широким пустым столом, на котором чадила
лампадка, сидел, уставившись на меня немигающим рыбьим взглядом,
безбородый старик...
Ахура умолкла, и Фафхрд с Мышеловом почувствовали на коже что-то
липкое. Взглянув наверх, они увидели, как из туманной высоты, словно
призраки удавов или тропических лиан, выползают щупальца зеленого тумана.
- Да, - подтвердила Ахура, - там, где он находится, всегда дым или
туман.
- Три дня спустя, - продолжала она, - я вернулась к Анре и рассказала
ему все - как труп, дающий свидетельские показания о своем убийце. Но на
сей раз судья наслаждался показаниями, а когда я поведала о замысле,
созревшем у старика, лицо Анры осветилось неземным восторгом.
Старик задумал наняться к Анре в качестве наставника и врача. Это
легко устроилось: мать исполняла любые желания брата и, быть может, все
еще надеялась, что его удастся как-то расшевелить. К тому же старик был
так ненавязчив и вместе с тем властен, что, как я думаю, мог открыть любые
двери. Не прошло и нескольких недель, как он спокойнейшим образом подчинил
себе всех в доме - некоторых, к примеру мать, он просто перестал замечать,
других, и в их числе Фрину, стал использовать.
Я никогда не забуду, как вел себя Анра в тот день, когда пришел
старик. Это был первый контакт брата с жизнью, проходившей за садовой
стеной, и я видела, что он страшно напуган. Прождав час-другой, он
спрятался к себе в комнату, и только гордость не позволяла ему отменить
всю эту затею. Никто из нас не слышал, как вошел старик, только Вероника,
пересчитывавшая во дворе серебро, на миг перестала бормотать. Анра
бросился на постель, стоявшую в дальнем углу комнаты, и вцепился пальцами
в ее края, не сводя глаз с дверного проема. И вот в нем появилась тень,
вот она стала плотнее и отчетливее. Старик поставил на порог два
принесенных с собой мешка и посмотрел мимо меня на Анру. Через миг
судорожные вздохи брата превратились в едва слышное дыхание. Он потерял
сознание.
В тот же вечер началось обучение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71