Быстрее, чем честолюбец, внезапно приглашенный на пир к королю, доедает
последний кусок и допивает последний глоток на семейном обеде, эти двое
закончили свое грязное дело. Крешмар аккуратненько проломил скряге череп,
а Скел тем временем забрал единственный кошель старика, уже начавшего
превращаться в труп. С болтающимися на бедрах мечами они решительно вышли
на улицу, в туман, и двинулись бок о бок с Гнарлагом и Джисом в этой
бледной и почти осязаемой субстанции, которую было не отличить на первый
взгляд от речного тумана, но которая отравляла их настолько неумолимо,
словно была облачным белым зельем убийства и разрушения, напрочь смывавшим
с них естественные страхи и предубеждения и обещавшим множество трепещущих
и весьма выгодных жертв.

За спинами этих четверых фальшивый туман тянулся одной непрерывной
нитью, красной, как артерия, и серебряной, как нерв, которая, огибая
бессчетное число каменных углов, скрывалась в храме Злобы. Вдоль нити то и
дело пробегали волны вибрации, словно храм питал решительностью хищную
туманную массу и шедших в ней четверых убийц, ненависть коих теперь стала
вдвое сильнее. С целеустремленностью снежного тигра продвигался туман в
сторону квартала знати, к расцвеченному всеми цветами радуги дворцу
Глипкерио, стоявшему над волноломом у берега Внутреннего моря.
Трое одетых в черное ланкмарских стражников, вооруженных окованными
металлом дубинами и утяжеленными дротиками с зазубренными наконечниками,
увидели приближающуюся к ним плотную туманную массу и в ней четырех
человек. Им показалось, что эти четверо движутся в глыбе мягкого льда. У
стражников побежали по телу мурашки, они застыли от ужаса. Туман ощупал их
и тут же двинулся дальше, очевидно решив, что это материал для него
непригодный.
Из туманной массы вылетело несколько мечей и кинжалов. Не издав ни
звука, трое стражников рухнули, на их черных туниках заблестела жидкость,
потекшая красными ручейками по желтоватым неподвижным рукам убитых.
Туманная масса сделалась плотнее, как будто забрав силы у своих жертв.
Снаружи четырех убийц уже почти не было видно, хотя сами они видели все
очень ясно.

В конце самой длинной из пяти улочек, которая проходила дальше других
от моря, Мышелов в свете, льющемся из дворца за его спиной, увидел
ползущую белую массу, вытянувшую перед собой несколько щупальцев, и весело
вскричал:
- Смотри-ка, Фафхрд, а мы не одни! Туман Хлала добрался до нас по
извилистым улочкам, чтобы погреть свои мягкие лапки у нашей жаровни.
Фафхрд прищурился и недоверчиво заметил:
- Думаю, в нем скрываются и другие гости.
- Да не будь ты таким робким, - нарочито встревоженно упрекнул его
Мышелов. - Мне в голову пришла забавная мысль, Фафхрд: а что если это не
туман, а дым от конопляной и маковой соломки со всего Ланкмара? Вот уж
нанюхаемся! А какие сны будут нам сниться сегодня ночью!
- По-моему, нас ждут кошмары, - мягко возразил Фафхрд, приподнимаясь
на полусогнутые ноги, и вдруг воскликнул: - Мышелов, снова этот запах! И
мой меч так и дрожит в ножнах!
В этот миг самое любопытное из щупалец в мгновение ока подползшего
совсем близко тумана потыкалось в двух друзей и радостно обхватило их,
словно найдя наконец долгожданных предводителей, которые сделают этот
отряд рабов непобедимым.
И тут высокий и низкорослый кровные братья почувствовали, как их
проняло туманным хмелем, услышали призывный, горько-сладкий напев
ненависти, жаркие посулы жажды крови, беспредельное безумие убийства.
Фафхрд, который этим вечером не брал в рот ни капли и был опьянен
лишь собственным идеализмом и мыслями о благости ночного дозора, искушению
не поддался.
Мышелову, в чьей природе в большей степени присутствовали злость и
зависть, пришлось труднее, но и он в конце концов отверг притягательнейшие
соблазны тумана - хотя бы только потому, что ему, грубо говоря, хотелось
самому быть источником собственного зла и он не желал принимать его ни от
кого другого, пусть даже как дар от самого архидемона.
С кошачьим проворством, словно сварливая и высокомерная женщина,
которой неожиданно дали отпор, туман отскочил шагов на десять назад,
открыв при этом четырех убийц, и наставил свои щупальца прямо на Фафхрда и
Мышелова.
Вот тут Мышелову пригодилось его доскональное знакомство с
практически всеми представителями преступного мира Ланкмара, равно как и
его молниеносная реакция. Он узнал самого низкорослого из четверки - Джиса
с его кинжалами - и понял, что ближайшая опасность будет исходить именно
от него. Не долго думая, Мышелов выхватил из ножен Кошачий Коготь,
хорошенько прицелился и метнул. В тот же миг Джис, которому тоже было не
занимать сообразительности и быстроты, бросил в него один из кинжалов.
Однако Мышелов, никогда не терявший осмотрительности и всегда бывший
начеку, в момент своего броска отклонил голову, и нож Джиса, чуть чиркнув
его по уху, просвистел мимо.
Безгранично веривший в собственную быстроту, Джис такого движения не
сделал, и в результате миг спустя рукоять Кошачьего Когтя уже торчала у
него из правого глаза. Несколько мгновений он в изумлении таращился в
пространство оставшимся глазом, после чего осел на мостовую и его лицо
скорчилось в смертной гримасе.
Крешмар и Скел выхватил свои мечи, Гнарлаг обнажил сразу оба: ни
одного из них ни на миг не привела в замешательство крылатая смерть,
впившаяся в мозг их сотоварища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71