несмотря на дьявольскую скорость работы,
Грилли не причинил Фафхрду ни малейшего вреда. По-видимому, человек,
лишенный возможности подрезать поджилки другому человеку, будет считать
любой другой порез для себя оскорблением и даже пятном на своей репутации.
Так, по крайней мере, решил Мышелов.
Глядя на лишенного растительности друга, Мышелов сам чуть было не
рассмеялся. Однако этот порыв - и вместе с ним живейший страх за себя и за
Фафхрда - тут же поглотило ощущение, что во всем этом деле было что-то не
то, и не только по обычным меркам, но и в более глубоком оккультном
смысле. Раздетый и бритый Фафхрд лежит, привязанный к шаткой узкой
кровати... не то, не то, не то! Мышелову снова почудилось, на сей раз
гораздо более явственно, что Пульг, сам того не подозревая, выполняет
какой-то таинственный обряд.
- Тс-с! - подняв палец, зашипел вдруг Пульг.
Мышелов и трое молодчиков покорно прислушались. Привычный шум на
улице стал тише и на миг почти вовсе прекратился. Затем через занавешенную
дверь и залитое красным светом оконце в комнату проник высокий скрипучий
голос Бвадреса, который начал читать большую литанию, и неразборчивый
рокот отвечающей ему толпы.
Пульг похлопал Мышелова по плечу.
- Он уже начал! Пора! - вскричал глава рэкетиров. - Распоряжайся
нами! Посмотрим, сынок, как ты спланировал операцию. Не забывай, что я не
буду спускать с тебя глаз и требую, чтобы ты нанес удар сразу после
проповеди Бвадреса, когда начнется сбор пожертвований. - Он строго
посмотрел на Грилли, Виггина и Кватча. - Слушайтесь моего заместителя!
Исполняйте каждое его приказание, если только я не велю иначе, - строго
предупредил он. - Давай, сынок, поспеши, начинай приказывать!
Мышелова так и подмывало врезать как следует прямо по украшенной
драгоценностями маске Пульга, которую он только что снова надел, - врезать
прямо по носу, а потом бежать сломя голову из этого сумасшедшего дома, где
он должен приказывать по приказу. Однако он не мог оставить Фафхрда -
раздетого, безволосого, связанного, мертвецки пьяного и совершенно
беспомощного. Поэтому Мышелов двинулся к наружной двери и сделал знак
Пульгу с приспешниками следовать за ним. Он почти не удивился - в этих
обстоятельствах было трудно решить, какое поведение считать удивительным,
- что они его послушались.
Мышелов знаком показал Грилли, чтобы тот подержал штору и пропустил
остальных. Обернувшись и глядя через плечо маленького человечка, он
заметил, как Кватч, который уходил последним, нагнулся, чтобы задуть
свечу, и, воспользовавшись этим моментом, прихватил из-под кровати початый
кувшин с вином. И почему-то этот вполне невинный воровской поступок
показался Мышелову с оккультной точки зрения самым нелепым из всех
происшедших до этого мистических несуразиц. Мышелову страстно хотелось
обратиться к какому-нибудь богу, в которого он бы верил, и попросить,
чтобы тот просветил и направил его в этом океане необъяснимых и странных
предчувствий. Но, к сожалению, для Мышелова такого божества не
существовало. Поэтому ему оставалось лишь броситься наудачу в этот
неласковый океан в надежде, что в нужный момент его осенит вдохновение.
Пока Бвадрес скрежетал большую литанию, а толпа тихо отвечала ему,
где надо (при этом очень многие шикали и свистели), Мышелов деятельно
готовил декорации и размещал действующих лиц драмы, содержания которой он
почти не знал. Сумерки были на его стороне - он мог проскользнуть
практически незамеченным от одной кулисы к другой, а лотки примерно
половины ланкмарских торговцев могли послужить, если понадобится, для
оформления сцены.
В процессе подготовки Мышелов настоял на том, чтобы лично проверить
оружие Кватча и Виггина - короткие мечи в ножнах, арбалеты и колчаны с
очень неприятными с виду маленькими стрелами. К тому времени, как большая
литания дошла до своего жалобного финала, сцена была готова, хотя где,
когда и как будет поднят занавес и кто будет зрителями, а кто актерами,
оставалось только гадать.
Как бы там ни было, но сцена выглядела внушительно: длинная улица
Богов, уходящая в обоих направлениях в какой-то кукольный, залитый светом
факелов живописный мир, бегущие по низкому небу облака, полупрозрачные
ленты тумана, тянущегося с Великой Соленой Топи, далекий рокот грома,
блеяние и завывания других жрецов, пронзительный смех женщин и детишек,
зычные выкрики бродячих торговцев и зазывал, запах ладана из храмов,
смешивающийся с маслянистым дымком от жареных закусок на лотках
разносчиков, факельный чад, мускусные и цветочные ароматы разодетых дам.
Аудитория Иссека, значительно расширившаяся за счет людей,
привлеченных рассказами о вчерашних подвигах неистового прислужника и
дикими пророчествами Бвадреса, перегородила всю улицу, оставив с каждой
стороны лишь узкие проходы под аркадами. На вечерней службе присутствовали
все слои ланкмарского общества: тут можно было увидеть неописуемые
лохмотья и мех горностая, босые ноги и усыпанные самоцветами сандалии,
сталь наемников и тросточки философов, лица, разрисованные редчайшей
косметикой, и лица, припудренные лишь пылью, глаза голодные и глаза
пресыщенные, глаза, в которых светилась безумная вера, и глаза, в которых
за скептицизмом скрывался страх.
Отдуваясь после большой литании, Бвадрес стоял напротив дома, где
спал связанный Фафхрд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71