Отец проглотил обиду, по возможности спокойно сообщил ему о юбилее бабушки Нунэ, пригласил. «Тебя приглашает твоя тетя»,— уточнил Тигран. «Ах, тетя? — Аграм Магнецян задохнулся.— Значит, ты просто играешь роль телефона?»—«Ради матери я готов играть и более унизительную роль».—«Ладно, товарищ бывший директор, будем считать, что долг по отношению к матери ты выполнил, а дальше уж мое дело. Может, я у себя дома надумаю справлять юбилей своей тети...»
— Я ей сказал, что Врам приедет,— якобы по телефону с ним говорил... А сегодня бабушка твоя попросила фотографа привести. Говорит, задумала размножить фотографии «музея». Зачем ей это?
— Я своего приятеля приведу. А потом мы с бабушкой сфотографируемся.
Отец с сыном переглянулись. У обоих в душе одна струна заныла, но оба предпочли мягко улыбнуться. Оба внутренне дрогнули, но подставили друг другу плечо, чтоб не упасть. Переглянулись они, как два друга, спасшиеся после кораблекрушения.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Из окошка «виллиса» Варужан Ширакян в последний раз махнул рукой собравшимся. Сюзи заметила: взмах руки адресовался всем, а взгляд только ей. Грустный, напряженный. Сердце у Сюзи сжалось, волнение комом застряло в горле. «Ты видишь его в последний раз,— сказала она себе,— и уезжает он огорченный, недовольный». Глаза у Варужана какие-то жалкие, смирившиеся — не хотела Сюзи его видеть таким. Когда взгляды их встретились, Варужан не смог ни улыбнуться, ни подольше задержать взгляда. И рука в прощальном жесте была вялая, беспомощная, не поднявшаяся над головой.
Мотор всхрипнул, колеса заскреблись по каменной земле, и, если бы накануне не шел дождь, поднялась бы жуткая пылища. Дорога была крутая, и машина не плавно скатилась, а прямо-таки сорвалась вниз и скрылась. Село находилось на вершине горы, а узкая дорога обвивала горный склон.
И еще раз собственный голос раздался в душе Сюзи: «Варужан Ширакян уезжает, и ты больше никогда его не увидишь». И вдруг что-то ее толкнуло, она сделала несколько инстинктивных шагов вперед, и со стороны могло показаться, что она забыла сказать что-то важное и теперь пытается догнать машину.
— Ты куда, Сюзи?..
Это ее окликнул директор, Ваге Гегамян. И еще она увидела спины: люди расходились по домам.
Она посмотрела на Ваге отсутствующим взглядом, потом отвернулась и быстро пошла по дороге.
— Холодно, простынешь, может, передать тебе через ребят что-нибудь из одежды?
В душе Сюзи царила сумятица, а в голове стоял туман — более густой, чем тот, который вот-вот опустится в ущелье, и от заботливой фразы директора в ее душе не вспорхнул ни один мотылек радости. В селе было по-библейски безмолвно, и у Сюзи вдруг мурашки забегали по спине от присутствия такой тишины. Да, тишина казалась ей одушевленным существом-невидимкой, и она слышала беспокойное биение сердца этого существа. Почудилось, село разом опустело, хотя из него удалился всего один человек, которого вчера еще тут не было и который не имел никакого отношения ни к сельскому шуму, ни к сельской тишине. И все же село внезапно сделалось пустым и бессмысленным. Сюзи свернула с обочины дороги вбок, пошла по камням, среди редких деревьев и кустов. Ноги безошибочно угадывали знаки, подаваемые сердцем, и в конце концов вывели ее к Пику. Пик... Висящий над бездной одинокий утес, с вершины которого как на ладони видна долина. Кое-где меж деревьев, кустов и камней белеет дорога, струящаяся от села книзу, и напоминает она не ленту, а, скорее, странный длинный шрам на каменной спине горы.
Сюзи часто ходила к Пику — когда ей было радостно, когда ей было грустно, но чаще всего когда хотелось уединения, хотелось скрыться от всех. Она здоровалась с Пиком, взбиралась на его вершину, похожую на петушиную голову с каменным клювом, нацеленным в ущелье. Сейчас Сюзи была утомлена, и Пик показался ей недосягаемо высоким. Она села на камень возле условного петушиного хвоста. Сюзи никогда так остро не ощущала физической усталости — села, и мышцы заныли. Она нагнулась, спустила чулки и принялась растирать икры. Тепло рук передавалось ногам, и это было приятно. Есть мгновения, когда физическая усталость — великое благо, ибо заглушает стон души. Интересно, а душа устает?.. Варужан однажды слово «массаж» перевел на армянский как «ласка». «Потрясающий перевод,— сказал он.— Верно?» А в самом деле, какое чисто армянское слово соответствует слову «массаж»?.. Наверно, больше всего душа нуждается в ласке, но чаще ласкают тело... Посмеялась над своими мыслями — молода слишком, чтоб философствовать.
«Виллис» вместе с дорогой то возникал, то исчезал. Сперва напоминал ящерицу с оторванным хвостом, которая осторожно, опасливо скользит по извилистому горному шраму, потом он превратился в темно-зеленую точку с божью коровку величиной и в конце концов исчез — лопнул, как мыльный пузырь, растворился в голубоватой вечерней дымке.:. Стало быть, эта скользящая божья коровка — Варужан, в этом мыльном пузыре — Варужан.
Да, наверно, и впрямь свиделись в последний раз, хотя Варужан и пообещал привезти в село американских брата и сестру И даже условились о конкретном дне. Что может прийтись по вкусу американцам в этом богом забытом селе? Привезет? Да нет, простая учтивость, подслащенная прощальная пилюля, и все-таки ты молодец, В'аружан Ширакян, так до конца и не вышел из рамок благопристойности. Это замечательно. Таким она его и запомнит: слабая улыбка на лице, глаза смотрят в неопределенную точку, и сигареты, сигареты, одна за другой. «Вы можете работать при каком-нибудь памятнике вечным огнем»,— пошутила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179