.. трехцветное».
«Оставьте в покое трехцветное, оно в этих душах»,— в голооё Погоса Тучяна прозвучала почти мольба.
Полуголая танцовщица, скользившая между столами, приближалась к ним. Возле каждого стола она останавливалась, извивалась под музыку, изгибала молодое смуглое тело, улыбалась, подмигивала сидящим за столом мужчинам, те давали ей деньги. Кое-кто совал мятые бумажные деньги ей в лифчик, она улыбалась еще шире, зарабатывая еще одну бумажку. Ей гладили спину, плечи, один усадил ее к себе на колени.
Варужан протянул ей пятьсот песо. Она быстренько схватила их, заулыбалась, в ее улыбке была готовность Отработать столь внушительную сумму, но этот щедрый мужчина почему-то продолжал вести беседу, спокойно попивая свое вино:
«Тень флага может пасть лишь на реальную страну, господин Тучян».
Если б только знала девица, о чем говорят эти люди среди ресторанного содома! Она все продолжала извиваться в танце, теперь и Тучян, и старик тоже потянулись к кошелькам.
И вдруг один из молодых людей нервно схватил Варужана за локоть:
«Умоляю, господин, пощадите нас, не издевайтесь над трехцветным флагом. Я только глаза в мир открыл, этот флаг увидел над своей колы-белью. Не говорите о нем дурно. Если я остался армянином, так только благодаря ему».
Варужан пристально посмотрел на молодого человека, взоры их переплелись, как переплетаются пальцы двух рук. Молодой человек раскраснелся — может, от вина? — и почему-то с трудом лепил слова во фразы. Варужан помедлил с ответом, глотнул вина. Оно было холодным и немножко непривычным. За столом воцарилось молчание, даже Тучян опустил нож и вилку и рассеянно созерцал танцовщицу, извивавшуюся теперь у соседнего стола.
Шесть армян — шесть миров. Если бы только возможен был чело- веческий разговор, без наигрышей и дипломатических уверток, если б только могли они сбросить маски хоть на час-другой! Схватиться бы по-людски, убедить другого в своей правоте либо убедиться самому в его!
«И этот флаг, молодой мой соотечественник, тоже наша история»,— произнес наконец Варужан спокойно.
«Да, конечно, конечно, наша история,— неожиданно вмешался в разговор пожилой армянин, не произнесший до того ни единого слова, теперь его мутноватые глаза загорелись.— Целых шестьсот лет у нас не было государства, и вдруг... Да, жалкое, беспомощное, расхристанное, но государство! С парламентом и премьер-министром».
«Два с половиной года...— почему Варужан не стерпел, прервал старика, вмешался? — За два с половиной года у нас сменилось больше премьеров, чем в Англии за пятьдесят...»
Старик горько усмехнулся:
«Вы, конечно, можете иронизировать, соотечественник, но... были армянские деньги, армянская полиция, армянские послы...»
«И в России тоже».
«Глупо, что отделились от России. Не по нашей воле вышло».
«Не по вашей воле?... А кто с турками любовь крутил? Кто, как цопрошайка, руку за подаянием тянул к Англии, Франции, к вашей северной соседке? Они вам помогли? Хотели Армению от моря до моря, а что получили? Диаспору от океана до океана».
Старик вроде бы отступил, примял в пепельнице сигарету, отхлебнул вина,— видно, в горле у него пересохло. Грустно и задумчиво посмотрел на Варужана:
«У нас свой гимн был...»
«Знаю: «Родина наша, сиротка несчастная»...»
«Такой была наша история... Армия у нас была, границы были.— Замолчал на минутку.— Понимаете ли вы, что трехцветный флаг все это для нас и означает?..»
«Этот флаг для нас история, пока... пока он как штык не направлен против сегодняшней Армении».
«Не приведи господи. Что мы имеем, кроме этой Армении?..»
Варужан поднял бокал, слегка кивнул старику и залпом выпил непривычное вино. Старик улыбнулся и тоже выпил. И молодые люди выпили с некоторой напряженной сосредоточенностью. И только Погос Тучян энергично сражался с лежащим на его огромной тарелке куском полусырого мяса, из которого стекала струйка крови.
В какой-то миг Варужану сделалось их жалко. Чем заняты эти люди? Спорами, сварами, подкусыванием друг друга. Вокруг — соблазны, удовольствия, головокружительная карусель современного мира, а они весь день в поте лица зарабатывают деньги, чтобы вечером собраться в клубе или ресторане «жить жизнью нации». А эта, с позволения сказать, «жизнь» — ссоры, брюзжание, взаимные обвинения, воздушные планы и воспоминания о жертвах и потерях без конца и края.
Сколько раз спрашивал Варужан: кто этот человек, кто тот? И слышал в ответ: «Он не из нашего круга, я его не знаю». Или: «Он посещает другой клуб, зачем мне знать его имя?»
«Узнайте-ка, когда будет петь Артуро»,— обратился старик к одному из молодых.
Тот тут же встал и неспешно пошел к оркестру.
«Хороший певец?»
«Армянин,— сказал старик.— Два года, как ослеп. Голос как у Огана».
Молодой человек возвратился:
«Через несколько минут будет петь. Пока пьет в соседней комнате».
«Парень много пьет,— вздохнул старик и обратился к Варужа-ну: — Говорят, в Армении есть волшебные глазники. Нельзя ли ему помочь?»
«Глазники?..»
«Господин Тучян рассказывал».
Варужан не поднял глаз на Погоса Тучяна.
Погос Тучян не поднял глаз на Варужана.
И тут, держась за руку русоволосой девушки, к оркестру подошел крупного сложения молодой человек в темных очках. Оперся о пол сцены и, легко вспрыгнув на нее, уселся у ног саксофонистов.
«Артуро... Артуро...» — зашумели, зааплодировали вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179