.. Три действия одного спектакля. И не успел еще подняться занавес, всем известно, чем спектакль закончится. Конец всегда трагический. Каким образом, через какую истину, пропитавшую каждый час твоей жизни, сумеешь ты опровергнуть жестокость и неотвратимость конца? Ты много раз спросишь себя об этом и всегда услышишь в ответ ласковый далекий голос: умей любить, любимый...
А любовь — тоже огненная сорочка.Нунэ Врамовна Ваганян (урожденная Мугнецян) умерла через двенадцать дней после незабываемой ночи своего восьмидесятипятилетнего юбилея. Уснула и... уснула. Словно свечка—жизнь в ней догорела, иссякла.
Точный час смерти определить было трудно. В тот вечер семья засиделась допоздна в гостиной у топившегося камина, и, как обычно, бабушка Нунэ либо что-то рассказывала, либо слушала. Потом она встала, пожелала близким спокойной ночи и по скрипучим деревянным ступенькам поднялась к себе на второй этаж.
Утром, когда семья собралась завтракать, бабушка Нунэ к столу не вышла. По издавна установившемуся в семье обычаю, без бабушки за стол не садились, и Нуник побежала позвать ее. Дверь была приоткрыта, Нуник влетела, окликнула бабушку, та всегда сразу отзывалась, а тут не подает голоса. Пусть еще подремлет, решила внучка, спустилась в гостиную и сказала, что бабушка еще спит и она не хотела ее будить. Так как Арам спешил на работу, а Нуник в университет, позавтракали без бабушки. Но все четверо как-то без настроения, на ходу — так, попили чаю, кофе... Тигран Ваганян после ухода детей взялся за свежие газеты и, попивая горький кофе, попытался вникнуть, что же произошло вчера в мире. Но на сердце у него было отчего-то беспокойно. Немного погодя он отложил газеты, допил кофе и поднялся на второй этаж. Постучал в дверь комнаты матери, сначала спокойно, потом нервно — никакого ответа. Открыл дверь, вошел. На своей кровати мирно и кротко спала бабушка Нунэ. Как сумел догадаться сын — догадка пронзила его внезапно и оглушительно,— что спит она уже вечным сном? Лицо в обрамлении белых волос было мирным, удивительно светлым, без каких-либо следов страдания. Когда спустился к ней ангел смерти — среди ночи, на рассвете? Не определить...
И вновь в этом доме собрались все.Не было лишь Сэма и Сюзи — неделю назад они улетели в Южную Америку. Сирарпи — по причине отсутствия самолетов на Бейрут — все еще находилась в Ереване. Ночью двадцатого декабря прилетел из Самарканда Врам Ваганян — на сей раз с семьей. Из Тюмени прилетел Ширак Второй...
Дом Ширака Ваганяна никогда еще не видел столько народу — бабушка Нунэ оставалась под родным кровом еще два дня и две ночи. Гроб с покойной стоял в гостиной на том же столе, который менее двух недель назад был праздничным. Под гробом был подстелен персидский ковер, присланный в подарок бабушке Нунэ армянками из Халеба.
В течение трех дней приходили-уходили родственники, соседи, товарищи, знакомые, знакомые знакомых, и впервые в своей жизни Нунэ Ваганян оставалась лежать в присутствии такого скопления народу. Лицо усопшей, белое как мел, приобрело тот же цвет, что и волосы. Оттененное черной одеждой и пестротой цветов, оно казалось нематериальным, нереальным, казалось белым свечением, тихо трепетавшим в черной рамке головного платка.
Смерть восьмидесятипятилетней женщины вроде бы должна была восприниматься естественно, безболезненно, не должна была никого потрясти, однако потрясла не только дом, но и весь околоток, наполнив людские сердца самой искренней печалью.
Варужан Ширакян впервые курил при бабушке. Курил не переставая и никак не реагировал на приходящих-уходящих людей. Когда к нему подходила жена или родственник, он машинально отвечал на вопросы, но взгляд его был прикован к одной невидимой точке.
В последнюю ночь, незадолго до рассвета, он попросил оставить его с бабушкой наедине, погасил люстру и при желтоватом свете свечей все смотрел, смотрел на белое лицо бабушки, на ее скрещенные на груди руки.
Он разговаривал с бабушкой, и бабушка отвечала ему, хотя глаза ее были закрыты, а уста сомкнуты. Вокруг гроба бабушки стояли фотографии тех ее родственников, которые не успели, не сумели приехать на ее похороны, и лица эти казались странными рядом с усопшей, потому что многие улыбались. Это была просьба бабушки Нунэ: «Если кто не успеет или не сможет приехать на мои похороны,— говорила она не раз,— так пусть его фотокарточка возле гроба моего постоит».
Варужан смотрел на этот удивительный почетный караул фотографий, и в сердце его царили смятение и горечь. Дверь гостиной изредка приоткрывалась, и в гостиную проникала ослепительная полоска света. Это, видно, близкие проверяли — как там Варужан один. А сам Варужан ничего не видел, не слышал.
Это была последняя и, наверно, самая лучшая беседа бабушки с внуком.
«Ты уже не внук больше, ты вырос, безвозвратно вырос»,— сказал сам себе сорокатрехлетний мужчина.
Сказал вслух?..
Белое лицо бабушки опечалилось, губы сомкнулись плотнее.
«Прости, бабушка, за то, что я в первый раз при тебе курю».
«Ты хоть не глотай дым, кашлять станешь. Дед твой все кашлял, ночью вскакивал, задыхался от кашля. Я всегда возле него на ночь воду ставила».
«Как ты жила, бабушка?»
«Ты б этот вопрос деду задал. А я что — я хорошо жила».
«Да только хочу вопрос задать, вы уходите».
«И должны уходить. Я и так уж зажилась бессовестно... Меня дед Ширак заждался».
«Ключи от дома деда ты Араму отдала...»
«А кто тебе Арам?»
Может, Арам услышал бабушкины слова, раз вошел именно в этот момент. Варужан взглянул на двоюродного брата и ничего не сказал. Арам подошел и на мгновение замер у изголовья бабушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179