Бабушка Нунэ взглянет то на внука, то на внучку, и все ее лицо — улыбка и любовь.
— Надорвешься, Арам-джан,— ласково погладила внука по голове.— Опусти меня. А ты, Тигран, что растерянный?
Арам водрузил бабушку в кресло — привычное ее место, а сам уселся на низкую табуреточку возле ее ног.
— Телевизор выключить, бабушка? — спросила Нуник.
— Нет, нет, гляди. Как Варужан мой заговорит, скажешь.
— Сегодня Варужан Ширакян выступать не будет,— сказал Арам.
— Это почему же? — удивилась бабушка.— Он что, захворал?
— Он сегодня отдыхает, а вернее, экран от него отдыхает.
— Мы б на него хоть поглядели...
— Да он же на прошлой неделе у нас был!
— Он об Арменаке только заговорил, вы встряли. Хоть бы уж заехал, когда вас дома нету...
Из кухни появилась тикин Анжела:
— Добрый вечер, Ерануи. Кофе хотите?
— Джин энд тоник,— сказал Арам.
— Какой еще Оник? — опешила бабушка.— Зять Вардуш, что ль?
— Уймись, Арам,— одернул отец.— Нам с бабушкой потолковать надо.
Бабушка Нунэ взглянула на сына, и в глазах ее метнулось беспокойство.
— Да нет, мам, ничего худого... Наоборот...
— Я скажу.— Арам поднялся.— Тикин Нунэ Врамовна Ширакян, урожденная Мугнецян, в каком году вы родились?
Бабушка растерялась:
— Я в Гюмри родилась.
— Про Гюмри нам известно. Я не спрашиваю где, я спрашиваю — когда, в каком году? Нуник подскочила:
— Ой, бабушка, правда! — обняла бабушку. Бабушка была в полном замешательстве. Беспомощно поглядела на сына, на дочь:
— Что правда-то? Арам опередил сестру:
— Бабушка, ты родилась восьмого декабря тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Стало быть...
— Что стало быть?..
— Стало быть, ровно через три месяца, восьмого декабря сего года, тебе исполняется восемьдесят пять лет.
— Да здравствует юбилярша! —выкрикнула Нунэ.
— Вы совсем бедную бабушку заморочили,— вмешалась Ерануи.— Давайте по-людски поговорим, чтоб она поняла, что к чему.
Губы бабушки Нунэ шевелились — она то ли молилась, то ли что-то считала в уме. Нет, конечно же подсчитывала, только арифметика ее усталым, перетруженным мозгам давалась тяжело. В конце концов
сосчитала:
— А ведь верно...— и с грустной растерянностью посмотрела на сына: — Ведь мне вроде только вчера семьдесят стукнуло...
— Да, мам. Не вчера, правда, а позавчера...— Тигран Вага-нян смотрел на мать глазами мальчишки.— Значит, станем дату отмечать. Видишь, внуки твои как рвутся...
— Ежели б еще всех собрать...— сказала Ерануи.
— Умереть мне за внучат моих, но... Я ведь старуха, одной ногой уж на том свете... А Арама женить пора. Зачем мой-то день рождения отмечать?
— Одно другому не помешает, бабушка.— Арам вдруг разволновался: бабушка явилась из прошлого века! — посмотрел на сухонь-
кую, испеченную из самой доброты старушку, и сердце его екнуло, он вдруг испугался, что заплачет.
Отец посмотрел на сына, и глаза его потеплели. Нуник, обнимавшая бабушку за плечи, как-то притихла, сосредоточилась, посерьезнев.
Но Арам уже очнулся, заговорил:
— Мы, бабушка, устроим пир на весь мир! Ведь ты явилась из девятнадцатого века и просто обязана дожить до двадцать первого! Все село соберем. А ты ведь знаешь, что наше село — лучший в мире город.
— Мой праздник — это вы,— пробормотала старушка, взор ее помутился, мысли вырвались наружу, улетели за порог, за город.— Вы — мой праздник,— повторила она.— И еще...
С ней порою такое случалось: в самый важный момент речи вдруг отключится, замолчит. Никто при этом тишины не нарушал. Вот и сейчас притихли — стали ждать, когда мысль ее вернется издалека. Но молчание затянулось — кого встретила в пути ее мысль, кого обрела, кого потеряла?
— Арам,— шепнул отец,— неси-ка бумагу и ручку, список длинный будет.— Взгляд его не отрывался от лица матери: вот "уже шестьдесят лет он ее сын, знает ее, шестьдесят лет слушает ее молчание.
Арам, сидевший у бабушкиных ног, тихонько снял ее руки со своих плеч, поднялся:
— Сейчас, пап.
— Ты куда? — очнулась бабушка — коленям вдруг стало не хватать тепла внука.— Куда? — Арам опять опустился на низенький стул.— Доведется ль мне перед смертью всех увидать, чтоб рассказать Шираку?.. Думаете, приедут?..
— А как же! — сказал Арам.
— Позовите всех, кто есть у меня на свете. Ни одного не забудьте.
Нуник уже положила перед отцом бумагу. Тигран Ваганян принялся писать.
— Постой, сынок, с тех начни, кто далеко.
— Говори, мам, слушаю тебя.
— Со старшего брата своего, Арменака, первенца моего.
— Сенекерим и Сюзи приедут — Варужан сказал, они ему написали.
— Приедут? Умереть мне за них. А Арменаку телеграмму дайте. Неужто я его перед смертью не увижу? Пусть снимется с места. Что ж я для него, не мать? Только для Тиграна и Ерануи мать? — голос ее дрогнул.— Видано ли такое бессердечие — за сорок лет мать не повидать? Говорите, внуки мне письма написали? А что ж вы их мне вслух не прочли?
— Не тебе, мам,— сказал Тигран.— Варужану написали. Так... Кого дальше записывать?
— Брата моего Багдасара запиши. Сколько лет-то ему? В тот раз приезжал, лет шестьдесят было. Теперь постарше.
— В тот приезд ему шестьдесят шесть было. Теперь семьдесят четыре. Он же приезжал восемь лет назад.
— Да Багдасар ведь всего на пять лет меня моложе.
— Он в тот раз сказал, что ему шестьдесят шесть. В последнем письме написал, что перенес операцию. Ты же слыхала, что в Бейруте война.
Старушка замолчала, представила брата, поцеловала его мысленно в морщинистый лоб, заплакала.
— Вы ему напишите, он прилетит. Ведь лёту-то из Бейрута в Ереван, сказывали, два с половиной часа всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179