» Ц резко спросил он. Мой ответ: «Я рассчитывала
на более теплый прием. А я не могу снять шубу и шапку, потому что моя мехова
я шапка не заменит мне папахи». Потом я повторила свой вопрос о жилье. Нача
льник политотдела сказал, что в его функции это не входит. В спецотделе ме
ня встретил старший лейтенант, который отрекомендовался начальником с
пецотдела, и спросил, чем он может быть мне полезен. Я показала ему команди
ровочное предписание и сказала: «Как видите, я назначена сюда начальнико
м спецотдела». Юферев побледнел.
Я попросила его собрать сотрудников отдела и представить меня. «Я не зна
ю, как это делается», Ц ответил он. Когда сотрудники собрались, а их было ч
еловек тридцать, главным образом женщины, я сказала, что прибыла сюда из М
осквы и что у меня большая просьба приютить меня на пару дней, пока не выяс
нится положение с квартирой. А прежде всего прошу дать мне возможность п
омыться, переодеться с дороги. Наступило гробовое молчание. Я спросила, к
то из товарищей может предоставить мне возможность переночевать. Снова
молчание!
Наконец одна пожилая женщина поинтересовалась: «А вы не скажете потом, ч
то вам «шестерили»?» Ц «Не понимаю, что это значит». Ц «Вы что, лагерного
языка не знаете?» Ц спросила она. «Нет, не знаю, Ц ответила я, Ц но обязат
ельно выучу». Оказалось, что «шестерить» Ц это выслуживаться перед нача
льством. «Ну, ладно, я могу уложить вас на диване», Ц предложила эта женщи
на. Звали ее Клавдией Ферапонтовной. Жила она в коммунальной квартире, за
нимала небольшую комнату вместе с одной девушкой. Она работала инспекто
ром спецотдела и была одной из первых поселенцев Воркуты. Своими руками
построила себе избушку, в которой раз за разом провалились шесть или сем
ь печек. «Уйдешь на работу, затопишь печку, поставишь щи варить, вернешься
обратно Ц ни печки, ни щей. Лед подтаял, и печка провалилась». Суровая на в
ид, но благородная и доброй души человек. За внешней грубостью и блатным я
зыком скрывалась ее житейская мудрость.
Клавдия Ферапонтовна отвела меня в свое жилище и ушла на работу. Вечером
я рассказала ей о своих перипетиях с руководством лагеря. Она заметила: «
Они только матерный язык понимают, и их не устраивает, что вы полковник, и
к тому же баба».
Я три дня ходила на работу в отдел, знакомилась с сотрудниками, слабо пред
ставляя себе функции этого отдела. Моим главным наставником стала Клавд
ия Ферапонтовна. На четвертый день у меня был тяжелейший сердечный прист
уп: сказалась нехватка кислорода.
Начальник управления, по-видимому, созвонился с Москвой и долго оправды
вался, что меня не встретили, не получили, видите ли, никаких уведомлений о
моем назначении и выезде в Воркуту.
Затем он предоставил мне комнату, тоже в коммунальной квартире. Комната
была размером около шести квадратных метров. Пурга не раз вламывалась в
окно и засыпала комнату до потолка снегом. Зато в спецотделе был большой
кабинет с окнами на две стороны. Пол в кабинете был покрыт толстым ковром.
Стояла дюжина стульев в белых чехлах, хороший письменный стол, сейф. На ок
нах топорщились накрахмаленные занавески, впрочем, и здесь окна снаружи
на три четверти были занесены снегом. Дом был одноэтажный.
Мое появление в Воркуте произвело сенсацию. Оказалось, что во всей Коми А
ССР появился единственный полковник, и тот Ц женщина! Даже министр внут
ренних дел был майором, начальник внутренних войск Ц подполковник. Клав
дия Ферапонтовна со смехом рассказывала, что в мужских парикмахерских в
трое увеличилась клиентура, а в парфюмерном магазине раскупили весь оде
колон. Под разными предлогами ко мне заходили начальники и сотрудники др
угих отделов. От моей наставницы мне также стало известно, что Прокофьев,
созывая совещание руководящего состава, распорядился, чтобы, поскольку
в совещании будет участвовать женщина-полковник, «не материться» и вмес
то «ссучился», что означало работать на администрацию, говорить «сотруд
ничать».
Все решили, что в Воркуту меня сослали за какие-то грехи, придумывались ра
зные истории, высказывались всевозможные предположения и версии.
Быстро пролетели полгода, что засчитывалось за год службы. Я уже могла уй
ти на пенсию по выслуге лет, но в это время произошло слияние нашего банди
тского лагеря с Особым лагерем, в котором содержались политические закл
юченные, и Прокофьев настоял на том, чтобы начальником спецотдела объеди
ненного лагеря, насчитывавшего до 60 тысяч заключенных, оставалась я.
По указанию Центра с заключенными рекомендовалось вести политико-восп
итательную работу. Политотдел привлек меня в качестве лектора-междунар
одника. Я выезжала в воинские части, бывала у заключенных, работавших в ша
хтах, в отделениях Особого лагеря. На моих лекциях, проходивших обычно в с
толовых, было всегда полным-полно народу. Подчас кое-кто из зеков пробова
л хулиганить, но их тут же выбрасывали за дверь. Кстати, я часто в лекциях п
о привычке обращалась к присутствующим со словами: «Прошу внимания, това
рищи!» В ответ слышались реплики: «Мы не товарищи, а зеки и каэры» (заключе
нные и каторжане). «Но вы будете товарищами», Ц говорила я.
В воркутинских лагерях у меня были любопытные встречи.
Я заболела цингой, и, хотя мама посылала мне лимоны, апельсины и черную смо
родину с сахаром, ничто не помогало, черные пятна все более и более покрыв
али ноги. Лагерные врачи рекомендовали вводить внутривенно витамины С-1
и делать массаж. Ко мне прислали расконвоированного заключенного, бывше
го личного массажиста президента Эстонии Пятса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129