Я была свидетелем, когда Александра Михайловна указывала хозяйственни
ку развесить в столовой тарелки, которые она получала в подарок в первые
годы революции от рабочих фарфоро-стекольных заводов. «Повесьте, пожалу
йста, Ц говорила она, Ц вот эту». «Тарелка будет висеть, Ц продолжала он
а, Ц как раз напротив американского посланника Джонсона». На тарелке бы
ли изображены серп и молот, а по краю написано: «Кто не работает, тот не ест
». «Он поймет намек, что давно уже пора открыть второй фронт». А против анг
лийского посланника сэра Виктора Маллета она распорядилась повесить т
арелку с надписью: «Царствию рабочих и крестьян не будет конца». И при это
м с усмешкой добавила: «Говорят, Маллет принялся изучать русский язык. Ес
ли не поймет, я ему переведу».
Александра Михайловна гордится тем, что ни одной государственной копей
ки на официальные подарки она не тратит: посылает дипломатам и государст
венным деятелям цветы, которые дарят ей.
…Коллонтай собирается на обед к английскому послу и осматривает многоч
исленные корзины с цветами. Цветы в посольстве всегда в изобилии Ц в кор
зинах, в вазах. Их присылают Александре Михайловне союзные дипломаты, шв
едские общественные деятели, писатели, художники Ц по всякому поводу и
без повода, просто в знак почитания и признательности.
«Пошлите сэру Виктору Маллету вот эту, Ц говорит она секретарше, указыв
ая на золоченую корзину с ландышами и крокусами, Ц только замените там к
арточку на мою визитную». И шофер отвозит корзину в английское посольств
о.
Вскоре в кабинете Коллонтай раздается телефонный звонок. Говорит сэр Ви
ктор. «Мадам министр, неужели я огорчил вас Ц прислал цветы, которые вам н
е понравились, и вы их мне вернули». Александра Михайловна молниеносно н
аходится: «О, что вы, сэр Виктор! Мне так понравилась ваша очаровательная к
орзина, что я заказала точную копию». Ц «Целую ваши руки и восхищаюсь ваш
им искусством», Ц отвечает посланник Маллет.

…В 9 часов утра Александра Михайловна спускается из своей квартиры в раб
очий кабинет. По стуку каблуков на лестнице дежурная охрана посольства с
веряет свои часы. И уже слышится звонкий, удивительно мелодичный и молод
ой голос: «Доброе утро! Вы не забыли, что сегодня приезжают дипкурьеры? При
готовлена ли для них комната? Очень хорошо. Спасибо… Анна Ивановна, чем эт
о вам удалось так отчистить медные заслонки, сверкают, как на военном кор
абле. Да? Великолепно, но к этому порошку нужны еще и золотые руки… Алексан
др Николаевич, поручите перевести статьи, отмеченные мною синим каранда
шом. В первую очередь из «Хувудстагбладет» и «Обсервера».
Александра Михайловна приходит к себе в кабинет, по пути в приемной чуть
задерживается перед трюмо. Зеркало отражает среднего роста женщину в те
мном платье, о котором не скажешь «строгое». Какая-то деталь Ц брошка, бе
лая кружевная подпушка под воротником, а главное, рукава придавали всегд
а нарядный и элегантный вид. Платьев не так много, а рукавов к ним нескольк
о пар. Можно скомбинировать целый гардероб, отдать чуть-чуть дань моде, ди
пломатическому протоколу.
Голова увенчана слегка вьющимися подстриженными волосами, в которых по
блескивают серебряные нити, высокий выпуклый лоб прикрывает челка.
На шее неизменная тоненькая золотая цепочка, к которой прикреплен лорне
т.
Очки? Да, она ими пользовалась, когда сидела одна в кабинете и писала, но… «
Очки больно давят на переносицу, очки можно забыть, потерять, лорнет же вс
егда при себе, а впрочем, Ц смеется Александра Михайловна, Ц не люблю я о
чков, не идут они мне».
Внимание собеседника приковывали глаза Александры Михайловны, большие
, чуть скошенные складочками век, очень синие глаза, не поблекшие даже в пр
еклонные годы. И над ними, как два чутких крыла, густые темные надломленны
е брови. Ни один портрет не мог передать этих глаз, освещенных большой мыс
лью, то по-матерински ласковых и чуть грустных, то лукавых и веселых, то гр
озовых. Но никогда их не заволакивало безразличие, равнодушие.
Рядом с ней не уживались будни, скука. Живая, темпераментная, веселая, она
не любила даже на официальных приемах чинных и монотонных разговоров, вс
егда взрывала чопорную напыщенность остроумным словом. И никто так не ум
ел смеяться и наслаждаться смехом, как Коллонтай. Смеялась она звонко, от
крыто, душевно.
Александра Михайловна обладала редким даром быть доступной, находить к
онтакт с каждым человеком. В настольном календаре рядом с записью «обед
у сэра Виктора Маллета» отмечен день рождения жены инженера торгпредст
ва Ц послать открытку. Внимательна ко всем. С ней легко и просто и шоферу,
и школьнику, и какой-нибудь старушке, пришедшей в посольство справиться
о сыне, живущем в Советском Союзе. С первых слов пропадали у человека сков
анность, смущение. Она умела не подавлять, а возвышать человека.
Тяжело приходилось с ней иностранным дипломатам, сановникам, промышлен
никам. Сидит, бывало, в приемной какой-нибудь банкир, ворочающий миллиона
ми, курит сигарету за сигаретой, поглядывает на часы. И, когда стрелка приб
лижается к той минуте, на которую назначена аудиенция, начинает сдувать
с себя пылинки, нервно поправляет галстук, одергивает полы пиджака, весь
подбирается и перед самыми дверями старается отдышаться, чтобы не внест
и табачного дыма в кабинет.
Как-то я сидела у Александры Михайловны и докладывала ей о ходе работы в п
ресс-бюро. Она посмотрела запись в календаре, отвернула обшлаг, глянула н
а часы и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129