Здесь он уже взрослый, подтянутый и решительный смотрит, нахмурившись, в объектив. На следующем снимке Гарри рядом с другими гостями на чьей-то свадьбе. Ее отмечали под большим шатром в Беркшире. Была ветреная суббота в сентябре 1982 года. Именно там мы с Гарри впервые встретились. Нас познакомил мой бывший кавалер. А вечером, когда мы всемером отправились в индонезийский ресторан у Бромптонской дороги, мы с Гарри оказались рядом за столом.
Свое чувство к нему я не решилась бы назвать любовью с первого взгляда. Скорее, испытывала что-то похожее на благоговение. Он произвел на меня неизгладимое впечатление: атлетическая фигура, широкие плечи, легкий загар, ясные глаза, бьющая через край энергия. Быстрый, умный – Гарри без особых усилий заправлял компанией, будучи веселым, если не сказать искрометным, собеседником. Чтобы не показать свои невежество и скованность, старалась говорить как можно меньше. Я не боялась, что не произведу на него впечатления, так как у меня и в мыслях не было ему понравиться. Я не знала, что моя относительная мягкость и отсутствие агрессивности, по мнению Гарри, выгодно отличали меня от других. Позднее он сказал, что все решил для себя почти сразу, хотя не мог объяснить, почему. Мне кажется, это было каким-то наитием. Или он просто чувствовал себя со мной спокойно.
За два года до этого я разошлась с прежним мужем и уже созрела для небыстрого, но продуманного в деталях ухаживания Гарри. Мне понадобилось некоторое время, чтобы оценить качества, которые он старательно скрывал в себе – ранимость и одновременно великодушие. И понять, что от меня Гарри ждет возможности довериться другому человеку и обрести душевное равновесие. Именно это я была в состоянии ему дать. Я была ему нужна, а это, на мой взгляд, очень близко к любви.
Теперь, оглядываясь на того Гарри, каким увидела его впервые, я вспоминаю несколько месяцев безграничного счастья после нашей свадьбы. И не могу восстановить в памяти тот поворотный момент, когда он перестал во мне нуждаться. В какой-то миг он ускользнул от меня в свой замкнутый мир. До сих пор я мучаюсь оттого, что не смогла предугадать этот поворот. Хотя признаков к тому было достаточно, я просто не замечала их. Думаю, что если бы не была так занята детьми и не испытывала бы такое удовлетворение от жизни, то поняла бы: что-то не так. Когда я щажу себя, то говорю, что это был тяжелый период, и Гарри был настолько напряжен, что я все равно не смогла бы различить в его поведении эти странные и опасные настроения. Мысль об этом немного притупляет чувство собственной вины.
Я просматриваю оставшиеся фотографии. Школа, каникулы за границей, армия, еще одна лыжная вылазка. В следующем ящике лежат перевязанные пачки писем. Большинство из них относится к концу семидесятых, когда Гарри служил в Германии и Северной Ирландии. Несколько писем от его тогдашней подружки, пухлой девушки по имени Сьюзи, с которой мы познакомились несколько лет тому назад. Письма эти написаны сумбурно и лишены серьезных чувств.
В остальных ящиках стола нет ничего примечательного, хотя я не очень четко представляю, что именно ищу. Может быть, какую-нибудь записку или письмо, какой-нибудь ключ к разгадке состояния Гарри за неделю до его смерти. Например, копию завещания, поясняющую, почему Кэти должна была получить так мало. Что-нибудь, способное пролить свет на поведение Гарри в последние полгода. Я ужасно хочу избавиться от гнева, хочу понять.
К тому же желаю уничтожить все компрометирующее меня прежде, чем это найдет кто-нибудь другой. Я огибаю стол и проверяю, нет ли сзади потайных отделений, хотя прекрасно знаю, что нет. Обыскиваю стенные шкафы, затем сажусь за стол и выдвигаю средний ящик. Авиабилеты, кредитные карточки, карманные ежедневники трехлетней давности, старая записная книжка. Я пролистываю ежедневники. Записи, сделанные аккуратным почерком Маргарет или каракулями Гарри, совершенно обычные. Записная книжка исписана от корки до корки и сильно истрепана. В ней нет дат, последние записи были сделаны года полтора назад. Я ищу имя Кэролайн Палмер, хотя абсолютно уверена, что в то время они с Гарри еще не были знакомы. Я не нахожу ее имени ни на букву «к», ни на букву «п».
В конце книжки на пустой страничке рукой Гарри сделано несколько цифровых пометок. Номера кредитных карточек и, похоже, номера банковских счетов, помеченных «л/с» или «д/с» – лицевой и депозитный счета.
Я откладываю записную книжку в сторону. При жизни Гарри я заглядывала в этот ящик от силы раза три и то только тогда, когда он звонил и просил проверить, нет ли там его чековой книжки. Однажды Гарри забыл здесь свои ключи. Я заметила, что сейчас их тут нет. В ящике лежат только ключи от стола, запасные от дома и запрятанные подальше ключи от шкафчика с оружием.
Звонит телефон. У меня мелькает надежда, что это Кэти, пока до меня не доходит, что еще нет и половины первого. Это Энн. Она натянуто со мной здоровается. Задвинув ящик, я сгибаюсь над столом, положив локти между кучами бумаг. Энн рассказывает о своих трудностях, связанных с тем, что Диана осталась у них на ночь, ругала ужин и, отказавшись идти в кровать, заснула в кресле.
Я сочувственно хмыкаю, а затем говорю, что, может быть, Диана была расстроена панихидой и разговорами о том, что Чарльз выставил свою кандидатуру в парламент. Но через пару дней она успокоится. Энн в этом не уверена. Стараясь слушать как можно внимательнее и что-то бормоча, я просматриваю лежащие справа от меня дубликаты счетов, оплаченных по кредитным карточкам Гарри, со сделанными рукой Маргарет пометками «Оплачено».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137