– Так что же? – спрашиваю его. – Что тебе нужно?
– А! – восклицает Джош, видимо, вспомнив, зачем приходил. – Хватит и на тебя. Я хочу сказать, если ты захочешь.
– Большое спасибо. Но, по-моему, будет лучше, если вы съедите все сами.
– Там слишком много. – Джош переминается с ноги на ногу.
Я задумчиво поджимаю губы.
– Вы сами-то хотите, чтобы я пришла?
– Конечно! – Он с упреком смотрит на меня, но затем отводит взгляд в сторону. Я чувствую, что здесь что-то не так. – Ричард сказал… – он делает паузу, раздумывая, продолжать или нет. Наконец, нахмурившись, договаривает фразу: – Попросить тебя повежливее, чтобы ты обязательно пришла.
– А… – молвлю я и понимающе киваю. – В таком случае… – Я соглашаюсь присоединиться к ним, и причиной тому не сами слова Джоша, а мое желание восстановить его расположение ко мне, которое я, похоже, частично утратила.
Я обещаю Джошу подойти минут через двадцать. В этот момент раздается телефонный звонок. Я смотрю на часы: пять минут второго. Выключаю автоответчик, надеясь, что это Кэти, и слышу голос Джека. Решив не снимать трубку, я оборачиваюсь и вижу, что Джош уже исчез.
Еще минут пять я сижу у стойки на кухне со второй чашкой кофе. Представляю себе, как Кэти выходит из столовой и идет в спальный корпус. Стараюсь не думать о выражении лица дочери, потому что сейчас могу представить ее лишь грустной и потерянной.
Трубку подняла девочка постарше, и мне долго приходится ждать, пока она отыщет Кэти.
– Мам? – в ее голосе воодушевление. Она говорит, что все в порядке, что относятся к ней здесь хорошо, с расспросами не пристают – в общем, пока все терпимо.
Я слышу нотки фальшивой бодрости и понимаю, что она думает в первую очередь обо мне, но тем не менее с радостью различаю в ее голосе признаки душевного спокойствия.
– Я так за тебя рада, дорогая, – говорю я. – Это просто замечательно. Но ведь ты обязательно мне позвонишь, если захочешь поговорить, да?
– Конечно, мам. Не беспокойся, пожалуйста.
– Хорошо, обещаю, – смеюсь я. – Ну, расскажи обо всем поподробнее.
Она рассказывает об изменениях в составе учителей, и о том, что девочке, которая ей нравилась, пришлось покинуть школу, так как родители не могли больше оплачивать ее обучение. Я говорю, что очень сожалею о ее подруге. Затем непринужденно размышляю вслух о том, что мы будем делать в следующую субботу, когда она приедет домой на выходные.
– Мам, я не совсем уверена… – нерешительно начинает Кэти.
– Насчет чего, дорогая?
– Что приеду домой… – шепотом говорит она.
– А, понимаю, – отвечаю я после небольшой паузы.
– Мам, ты знаешь, что я ужасно хочу тебя увидеть, но… – Она говорит так тихо, что ее почти не слышно.
Я не хочу ее подгонять, но наконец спрашиваю:
– Что такое, дорогая?
– Просто у меня… – Опять молчание. – Мне столько нужно сделать, – вздыхает она и на мгновение опять замолкает. – Сейчас я не могу приехать.
Невидящим взглядом я смотрю на стену прямо перед собой.
– Я все понимаю, дорогая.
– Просто мне это было бы не по силам.
– Да, дорогая, – говорю я. – Тогда, может, действительно не нужно приезжать. – В глазах у меня щиплет.
– Ты не обиделась, мама?
– Да нет, что ты! – Я опять смеюсь, чтобы убедить ее, что говорю правду. – Но я не смогу вовсе не видеться с тобой.
– Конечно, нет.
– Давай тогда сходим куда-нибудь? В это смешное кафе, где подают булочки с кремом? Или пообедаем вместе в воскресенье. Может быть, с Молли? Она так рада будет нас повидать… – Я понимаю, что заболталась и замолкаю.
– Было бы здорово, мам.
Я улыбаюсь в трубку, как будто дочь может каким-то образом увидеть мою улыбку.
– Кэти, ты ведь обещаешь, что если хотя бы…
– Конечно, мама, обещаю.
– Просто я должна быть уверена, что у тебя все в порядке.
– У меня все в порядке.
Мы немного молчим, и Кэти говорит:
– Я люблю тебя, мамочка.
– Я тоже люблю тебя, дорогая.
Я говорю ей, что теперь у меня будет работать автоответчик и объясняю, что если она захочет срочно соединиться со мной, то должна звонить по номеру, которым Гарри пользовался для деловых звонков. Я уже начинаю диктовать ей цифры, но Кэти отвечает, что знает его наизусть. Перед тем, как положить трубку, я еще раз говорю, что люблю ее.
Похоже, на пиршество я опаздываю. Побросав в корзину солнечные очки, бутылку вина, салфетки, фрукты и, машинально, кетчуп, выхожу из дома через боковую дверь.
На небе нет и намека на вчерашнее яркое солнце. Жара спала. Облака тяжело нависают над головой. Со стороны реки дует ветер. Видимо, Америка меня немного изнежила, потому что меня сразу же пробирает дрожь. Но я решаю не возвращаться за теплыми вещами, а ускорить шаг.
Через некоторое время замечаю впереди дымок над верхушками деревьев. В моем воображении возникает картина: мужчина и мальчик склонились над костром. И неожиданно я вспоминаю, как вскоре после нашего переезда в этот дом Гарри однажды устраивал для Джоша возле пирса костер, где они жарили сосиски. В последующие годы они часто вели разговоры о том, чтобы повторить тот замечательный пикник, но из-за занятости Гарри политикой и бизнесом так и не смогли этого сделать. Джошу приходилось довольствоваться весьма прозаическими угощениями в виде жареного на углях мяса, которое я аккуратно готовила на решетке дома.
Рядом со старым поваленным деревом на небольшой полянке я вижу две фигуры, склонившиеся над огнем. Даже на расстоянии понимаю, что они разложили замечательный костер. Кострище тщательно обложено булыжниками, из земли торчат два аккуратных колышка-рогатки, а на них покоится длинный прут с нанизанной на него рыбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137