После всего, что пришлось пережить, запах мгновенно вызывает во мне ответную реакцию. Я прислоняюсь к стене и молча плачу, слезы обжигают мне щеки. Я чувствую и боль, и замешательство, и гнев, и еще, наверное, отчаяние. Но вот как раз отчаянию и не должно быть места в душе. Поэтому я быстро иду в ванную и умываюсь холодной водой до тех пор, пока жар не проходит.
Смотрюсь в зеркало. Выгляжу я, кажется, по-прежнему, но ощущаю себя совсем другой. В глазах еще осталось что-то от меня, но уже появляется нечто новое и незнакомое, и черты лица выдают совсем другого человека. Этот человек обладает качествами, о наличии которых в себе я и не подозревала. Мне самой они не особенно нравятся, но я должна теперь их задействовать с угрюмой решимостью. Если я когда-нибудь забуду об этом, если проявлю колебания, мне надо будет всего лишь вспомнить о детях.
Мысли тотчас же обращаются к Кэти, и что-то переворачивается у меня внутри. Стараюсь заставить себя думать, как я по ней скучаю.
Я ополаскиваю глаза сначала холодной водой, затем горячей, тщательно вытираю лицо и расчесываю волосы, затем подхожу к окну в спальне. Минута покоя перед тем, как спуститься вниз.
На лужайке я замечаю желтые пятна: Чарльз сказал вчера, что уже давно не было дождя. Главный сад, расположенный справа и защищенный от холодного зимнего ветра высокой стеной, похоже, не пострадал. По крайней мере роз на клумбах больше, чем обычно.
Закрывающая спуск к реке стена из дубов, сосен и кустов арники такая же плотная, как и всегда. Лужайка тянется к оврагу, за которым широкое поле спускается к реке. Наполовину созревшие злаковые желтовато поблескивают под полуденным солнцем. Мягко извивающаяся вдалеке река кажется бледно-голубой. Посредине, у Уолдрингфилда виднеется несколько белых яхт, похожих на яркие точки. Впервые я увидела этот ландшафт в тот день, когда Гарри объявил о покупке дома, и он поразил меня своим великолепием. Река, извивающаяся между болотистыми берегами до самого горизонта (в безоблачный день можно видеть ее путь миль на семь, почти до впадения в море), спускающиеся к ней леса, прекрасно спланированный сад – все это казалось мне самим совершенством. Прошло четыре года, а вид по-прежнему вызывает во мне трепет. Иногда мне кажется, что это место предназначено для кого-то другого, а я здесь оказалась по чистой случайности.
С террасы доносится голос Энн, и я понимаю, что меня ждут. Спускаясь по лестнице, стараюсь взять себя в руки перед встречей с семьей Гарри.
В свое время он настоял на том, чтобы гостиную отделали английским ситцем. Мне этот материал показался холодноватым и жестким, но мужу отделка понравилась, и, я ни разу не обмолвилась о том, будто имею что-то против нее.
Диана сидит в кресле у окна, и ее фигура выделяется на фоне залитого солнцем сада. Маргарет расположилась напротив, на большом пуфе. Когда я вхожу, Маргарет смотрит на меня и слегка приподнимает брови в знак того, что дела обстоят не блестяще. Но с моей свекровью они редко бывают хороши. У Дианы в руке большой стакан джина или водки (ничего другого она не пьет), и это, судя по всему, не первая порция за вечер, хотя Маргарет, без сомнения, пыталась разбавлять напиток водой.
Диана стала вдовой сорок лет назад, а серьезно пьет уже лет тридцать пять, хотя установить точные временные границы ее пристрастия нелегко, поскольку соответствующие оценки у членов их семьи сильно разнятся. За обедом Диана пила за двоих, но сегодня никто не собирался ее останавливать, и уж тем более я. Даже сейчас количество выпитого ею спиртного сказывается: моя свекровь с трудом контролирует себя.
Вот она нахмуривается, поджимает губы и смотрит недовольным взглядом, под которым Гарри обычно раздраженно вскакивал со своего места еще до того, как она раскрывала рот.
– Вот и ты! А я уж подумала, что ты снова уехала.
– Уехала? – переспрашиваю я.
– Да, уехала. В Америку или еще куда-нибудь.
Улыбаясь, я качаю головой.
– Тебя слишком долго не было, – ворчит Диана, и в ее голосе слышатся нотки недовольства.
– Всего семь недель. И это того стоило, – оправдываюсь я, и, опасаясь, что она может неправильно меня понять, добавляю: – Я хочу сказать, что это было полезно для детей. Им нужно было сменить обстановку.
– Сменить обстановку? – переспрашивает свекровь, выделяя каждое слово. – Мы все тоже могли уехать! – Она делает большой глоток, подпитывая свое раздражение. – Ты должна была остаться здесь. Тогда бы Энн не испортила панихиду. Вся эта ерунда с благотворительным обществом! О Боже, кому охота, чтобы его вспоминали за организацию благотворительных концертов?
– Но ведь ему удалось собрать для них столько денег…
Диана отмахивается от моих слов.
– Ты должна была остаться и все это остановить, Эллен! – Она смотрит на меня исподлобья.
Значит, мне не простят того, что я уезжала. Энн уже высказала свое мнение по этому поводу, и прежде всего из-за организационных обязанностей, которые ей пришлось взять на себя. С Дианой все по-другому. Я подозреваю, она наказывает меня за то, что я, уехав, не уделила внимание лично ей. Несмотря на то, что Гарри сильно натерпелся от матери, несмотря на все переживания, которым она подвергает всех остальных членов своей семьи, я испытываю к ней определенное сострадание, чем она и пользуется. Под внешней агрессивностью, которую свекровь сохраняла с таким упорством все эти годы, скрывается глубоко страдающий и одинокий человек.
– Но ведь панихида была прекрасно организована. Энн вложила столько усилий, – пробую я оправдаться.
– Она просто старалась произвести впечатление, чтобы на ее Чарльза обратили внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137