Йоко могла теперь больше посылать Садако. Со свойственной женщинам бережливостью, она даже откладывала понемногу каждый месяц и открыла текущий счет в банке.
Однако Курати с каждым днем становился все вспыльчивее и грубее. В его глазах уже не было прежней беззаботности и уверенности. В них появилась тревога. Временами на него находила беспричинная ярость, и он принимался на чем свет ругать Масаи и других своих компаньонов.
Йоко чувствовала, как ухудшается ее здоровье. А Курати, чем грубее он становился, тем настойчивее требовал от Йоко страсти, неистовой, испепеляющей. И она невольно подчинялась его желаниям. Да и сама она жаждала получить от Курати не меньшую долю этой сумасшедшей любви. Не задумываясь, она шла на все, только бы угодить ему. Бурное чувство, которое вспыхивало яростным пламенем, заставляло бешено работать мозг и сердце и приводило к крайнему нервному напряжению – Йоко превращалась в комок нервов и плоти, но вслед за этим все чаще наступало состояние полной прострации, похожее на смерть. Такое испытание жизненных сил до полного изнеможения, такая жестокость к самой себе повторялись бесконечно. А Курати становился просто невыносим.
Йоко все чаще и чаще впадала в меланхолию. Все мучительнее становились тупые боли в пояснице, немели плечи. У нее было такое ощущение, будто два чертика забрались в пространство между мясом и костями и, упираясь ногами в кости, а головой в мясо, стараются распрямиться, разрывая ей плечи; сердце замирало, так что трудно было дышать, и казалось, вот-вот остановится, потом вдруг начинало бешено колотиться, и стук его отдавался в ушах. Мозг, казалось, то погружался в огненный туман, то наполнялся прозрачной ледяной водой. Все это вызывало в Йоко отвращение к жизни.
Особенно мучила ее пустота, наступавшая после мгновенного блаженства, пустота, которой она не находила названия – скука ли то была, печаль или безнадежность? Ей даже чудилось, что и после смерти эта пустота будет преследовать ее. И чтобы забыться, у Йоко оставался один лишь путь – погоня за новыми наслаждениями, как бы быстротечны они ни были, какие бы ни таили в себе муки. Курати тоже становился все неистовей в своих желаниях. Так они, крепко держась за руки, неслись очертя голову куда-то в бесконечность.
Однажды утром, приняв ванну, Йоко сидела в маленькой комнатке перед зеркалом, с удивлением и страхом разглядывая свое отражение. Зеркало хоть и искажало несколько ее лицо, но она и так знала, что очень изменилась за последнее время. Вокруг глаз, которые казались теперь еще больше, легли лиловые тени, что, по мнению Йоко, делало их глубокими и таинственными, как прозрачные лесные озера. Нос заострился, щеки слегка ввалились, ямочки, придававшие лицу особую прелесть, исчезли, зато взгляд был каким-то новым, задумчиво-грустным. Как ни странно, благодаря постоянному чувственному возбуждению черты Йоко обрели одухотворенность. Единственное, с чем Йоко не могла смириться, – это резко обозначившиеся жесткие линии подбородка. Надо бы тщательнее ухаживать за лицом, подумала Йоко и тут же с раздражением вспомнила о платьях, которые пора было сменить на новые. Эти мысли вытеснили все остальное.
Йоко слегка напудрилась, аккуратно стерла пудру на подбородке и вокруг глаз, волосы стянула узлом на затылке, лишь у висков оставила несколько локонов, чтобы хоть немного смягчить заострившиеся черты. Когда туалет был закончен, Йоко еще раз внимательно осмотрела свое лицо, и у нее даже дух захватило, столько было в нем ущербной красоты и очарования. Она выбрала самое скромное платье и, одевшись, сразу же поехала в Этигоя.
Время до обеда Йоко провела в магазине. Она обладала великолепным вкусом, и для нее не было большего удовольствия, чем, набив кошелек деньгами, отправиться за покупками. Покинув Этигоя, она испытывала невероятную усталость, как художник, измучивший себя поисками единственно прекрасного, единственно верного решения.
Вернувшись домой, она увидела в прихожей узкие изящные ботинки Ока. Она прошла в свою комнату, положила покупки, выпила чашку воды и крадучись поднялась по черной лестнице наверх. Ей, как ребенку, не терпелось посмотреть, какое впечатление произведет на Ока ее новый наряд. Она открыла фусума и увидела Ока и Айко. Садаё в комнате не было, может быть, она ушла гулять в «Тайкоэн»?
Ока сидел, уткнувшись в какую-то книгу, кажется, сборник стихов. Рядом валялось еще несколько книг. Айко стояла на веранде и, облокотившись на перила, смотрела вниз. Интуиция подсказала Йоко, что, когда она поднималась по лестнице, Ока и Айко были совсем в других позах и вели себя иначе. Казалось, нет ничего удивительного в том, что Ока читает, а Айко стоит на веранде, и в то же время это было очень неестественно.
Вдруг неприятное чувство царапнуло сердце Йоко. Ока, который сидел в подчеркнуто небрежной позе и делал вид, будто погружен в чтение, увидев Йоко, сразу подобрался и как-то слишком равнодушно захлопнул книгу. Он поздоровался с Йоко несколько фамильярнее, чем обычно. У Айко вид был невозмутимый. Она спокойно обернулась к сестре, вежливо и бесстрастно поклонилась. И все же Йоко заметила, что Айко только что плакала. Судя по всему, им было сейчас не до того, чтобы обращать внимание на внешность Йоко.
– А Саа-тян где? – продолжая стоять, спросила Йоко. Молодые люди смутились и заговорили в один голос, но, украдкой взглянув на Айко, Ока осекся.
– Я попросила ее сходить в соседний сад за цветами, – заявила Айко, наклонив голову так, чтобы Йоко не видела ее лица.
«Гм…» – не без ехидства усмехнулась про себя Йоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126