Держась за шершавые, покрытые краской, смешанной с опилками, стены, Йоко добралась наконец до каюты Курати. Она остановилась перед дверью, огляделась вокруг и резко повернула ручку. Впопыхах она даже не постучала. Дверь легко и бесшумно отворилась. Йоко не ожидала, что она не заперта. Ведь Ока сказал: «Даже дверь не открыл». Йоко это не удивило, но в тот же миг она спохватилась, что ее могут заметить, и страх вытеснил все другие мысли: как во сне она вошла в каюту и сразу со стуком захлопнула дверь.
Отступать было поздно. Курати, которого, очевидно, разбудил Ока, лежал в пижаме, развалившись на койке, огромный, как гора, и в упор смотрел припухшими глазами на неожиданную посетительницу. Очутившись перед этим человеком, который, казалось, давно видит ее насквозь и так равнодушен к ней, что даже не удостаивает приветствием, Йоко стояла молча, не зная, что сказать. Она старалась подавить волнение, сохранить присутствие духа, но мысли разбегались, а губы сами собой складывались в глупую улыбку. Курати хладнокровно, словно заранее был уверен, что Йоко придет к нему этим утром, даже не поздоровавшись с нею, сказал:
– Садитесь, пожалуйста. Здесь удобно.
Он отодвинулся, освобождая место на койке, которая днем служила ему диваном. Он говорил, как всегда, чуть снисходительным и добродушным тоном. Но Йоко, продолжая стоять, спросила сурово, дал<е враждебно:
– Мне сказали, что у вас есть какое-то дело ко мне…
И тут же раскаялась: «Сама себя выдала».
– Сейчас я вам все объясню. Присядьте же, – невозмутимо продолжал Курати. И Йоко ничего не оставалось, как подчиниться. «Рано или поздно, но тебе ведь придется сесть сюда», – слышалось ей в словах Курати, и она почувствовала какое-то безразличие ко всему. Она была сломлена.
Йоко подошла и села на диван рядом с Курати.
И оттого, что она вот так просто подошла и села, ей стало удивительно легко. В эту минуту Йоко вновь обрела уверенность в себе, которую уже было начала терять. Она искоса посмотрела на Курати и улыбнулась. В ее улыбке уже не было глупой растерянности – она все знала наверняка.
– Так о чем же вы хотели поговорить со мной? – осведомилась Йоко нарочито спокойным тоном, придав голосу немного теплоты, и на ее полных чувственных губах заиграла чуть ласковая, но в то же время твердая и умная усмешка.
– Вот что. Сегодня мы приходим в карантинный пункт. Сегодня днем. Но тамошний карантинный врач… вот какой… – Курати согнул огромный указательный палец и сделал жест, будто что-то тянет к себе. Он говорил с Йоко так, как говорил бы с кем-нибудь из приятелей. Видя, что она не очень понимает, Курати продолжал: – Поэтому надо его напоить вином, проиграть ему в покер, а если на пароходе есть красивые женщины, непременно показать их.
Курати взял лежавшую рядом с подушкой массивную трубку, примял пальцем остаток табака и закурил.
– На каждом судне он, как морское чудище, вытворяет свои штуки. Может быть, вы думаете, что он похож на бонзу с гладкой и скользкой, как медуза, головой? Вовсе нет, это очень живой, щеголеватый молодой врач. Интересный тип, вот увидите. Впрочем, и я, если бы меня упрятали в эту дыру, стал бы таким же.
Курати положил руку, в которой держал трубку, на колени, обернулся к Йоко и посмотрел ей прямо в глаза. Притворившись, будто слушает его рассеянно, она с любопытством разглядывала фотографии, стоявшие на столе, легкими движениями руки отмахиваясь от табачного дыма. «Ты хочешь использовать меня как приманку, что ж, хоть это и бесцеремонно, я не стану возражать».
Курати, наверно, угадал ее мысли, но виду не подал и не пускался в дальнейшие разъяснения. Все с тем же невозмутимым спокойствием он протянул руку к полке, достал красивую коробку с папиросами и поставил ее перед Йоко.
– Не угодно ли папироску?
Он и не подумал спросить, курит ли Йоко, и она притворилась, будто не слышит вопроса.
– Кто это? – Йоко показала глазами на одну из фотографий.
– Где?
– Там! – сказала Йоко.
– Да где же? – переспросил Курати и, проследив за ее взглядом, сказал наконец:
– Ах, это? Это моя семья – жена и дети.
Он громко рассмеялся, но вдруг умолк и бросил на Йоко острый взгляд.
– Так, так… Очень мило, что вы держите у себя на столе фотографию семьи.
Она поднялась и подошла к столу. Ее разбирало любопытство, но одновременно в душе вспыхнуло враждебное чувство: «Ну-ка, я посмотрю, что за зверь моя соперница!» Неизвестно, была ли эта красивая женщина когда-нибудь гейшей, или она только приоделась так, чтобы понравиться мужу, но что-то в ее прическе «марумагэ» и нарядной одежде напоминало профессиональную гейшу. Возле госпожи Курати стояли две девочки, третью она держала на коленях. Йоко взяла фотографию и впилась в нее глазами. В каюте повисло неловкое молчание.
– О Йо-сан!
Курати впервые назвал Йоко по имени. Его низкий, густой, дрожащий голос прозвучал у самого ее уха, и вдруг сильные мускулистые руки обхватили ее так цепко, что она не могла шевельнуться. Йоко, конечно, предчувствовала, что подвергнется нападению этого дикого зверя, она даже ждала его не только с душевным, но и физическим любопытством. Однако она не думала, что это произойдет так сразу. Ее обдало каким-то жгучим холодом, она стала инстинктивно защищаться. Слегка подавшись назад, Йоко посмотрела на него со всем презрением, на какое только была способна. Ледяной блеск в ее глазах заставил бы отступить кого угодно, но не самоуверенного Курати. Их лица почти соприкасались, Йоко чувствовала его горячее дыхание, исступленный взгляд. Его возбуждение передалось Йоко. В нем, здоровом, хорошо выспавшемся, ощущалась сила, способная заставить женщину пожертвовать всем без сожаления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126