«Мне жаль вас». Перед искренностью Кото ничто не могло устоять, только такая же искренность. Способен ли на нее Курати, этого Йоко не знала. Несколько секунд Курати удивленно глядел на Кото, потом, чтобы скрыть смущение, взял со стола чашку и допил остывшее сакэ. Йоко не в силах была дольше выносить испытующий взгляд Кото и со страхом подумала, что жизнь, которую она с таким трудом создавала, рушится. И она продолжала молчать, будто следуя примеру Курати. Стараясь сохранить спокойствие, Йоко взяла трубку, но тут же спохватилась, что делает совсем не то, что нужно.
Кото помолчал, потом снова очень серьезно обратился к Йоко:
– Не держитесь так отчужденно. Лучше поговорим обо всем, что накопилось в душе. Хорошо? Я человек неопытный, но ваша жизнь с Курати представляется мне чем-то таким, что нужно до конца понять. А ваши объяснения не что иное, как отговорки. При всей своей тупости я воспринимаю это именно так. Вот я и хочу выяснить ваши отношения с Кимура, хочу, чтобы вы честно во всем признались. Представьте себе хоть на миг, как тяжело сейчас Кимура одному, как мечется он в тягостных сомнениях… Впрочем, требовать этого от вас сию минуту, пожалуй, бессмысленно… И еще, я полагаю, что ваш прямой долг – избавить Айко-сан и Садаё-сан от подобной обстановки. Поймите же – каждый ваш поступок, каждое слово больно ранят и других. Даже когда наблюдаешь со стороны – охватывает ужас. В жизни человека однажды наступает такой момент, когда он должен оплатить все счета. Делать одни долги, не задумываясь о будущем, и оставаться при этом спокойной, – страшно, очень страшно! В вас много хорошего, Йоко-сан. Я это знаю. Вы не сможете оставаться спокойной, если должны хотя бы полушку. По для Кимура вы почему-то сделали исключение. А ведь это самый большой ваш долг. Можно ли со спокойной душой его увеличивать? По-моему, нельзя. Для чего же вы упорно губите то хорошее, что есть в вас? Разве можно жить такой жалкой жизнью?.. Я не умею ясно выражать свои мысли, но… вы, наверно, все поняли.
Кото несколько раз взволнованно провел пальцами по векам. Он, казалось, забыл обо всем и не замечал москитов, с жужжанием атаковавших его. Невыносимо тяжело было слушать Кото. Скользкая грязь, осевшая на дне души Йоко, грязь, которую она боялась взбаламутить, вдруг всколыхнулась и поплыла у нее перед глазами. В стенке сердца снова образовалась брешь, которую она так старательно замазывала, и сквозь нее ворвался слепяще-белый луч света. Но было уже слишком поздно. Что-то встрепенулось в Йоко, когда Кото уличил ее во лжи, но она в отчаянии махнула рукой – надо забыть его слова, ни на что другое она не способна.
– Я всегда понимала вас. И сейчас поняла. На днях я непременно напишу Кимура, так что вы, пожалуйста, не беспокойтесь. В последнее время вы, по-моему, нервничаете еще больше, чем Кимура, но я ценю ваши добрые чувства. Да и Курати-сан все понимает. Однако вы… как бы это сказать… вы слишком прямолинейны и рассердили его. Ведь так, Курати-сан, да? Давайте кончим этот неприятный разговор, позовем сестер и побеседуем о чем-нибудь более интересном.
– Будь я мастером говорить, мои слова запали бы вам в душу, но что поделаешь. Во всяком случае, я уверен, что сказал правду. Прошу вас, непременно напишите Кимура-сан. Я не стану, разумеется, узнавать содержание вашего письма…
Кото хотел еще что-то добавить, но тут вошла Айко с платком в руках. Кото взял его и торопливо взглянул на часы. Будто не замечая этого, Йоко проговорила:
– Ай-сан, покажи-ка Кото-сан то, знаешь… Кото-сан, подождите минутку. Сегодня мы вам покажем нечто интересное. Саа-тян наверху? Нет? Где же она? Саа-тян!
Появилась Садаё с унылым видом. Щеки ее были покрыты красными пятнами, будто она только что плакала. «Она и в самом деле ушла на кухню, как я велела, и мыла там посуду одна-одинешенька», – подумала Йоко. Сердце ее сжалось от боли, глазам стало горячо.
– Ну-ка, девочки, станцуйте нам танец, которому вы недавно научились в гимназии. Немного походит на котильон, но только немного, а так совсем другой танец. Ну-ка.
Девочки перешли в гостиную. Курати сразу оживился, улыбнулся Кото, словно забыв обо всем, что произошло, и пошел следом за ними, приговаривая: «Интересно, очень интересно!» При появлении Айко Кото тоже оживился, что не ускользнуло от Йоко.
Сестры стали друг против друга. Айко, как всегда, держалась спокойно. Ни капли застенчивости, свойственной девочкам ее возраста, только полуопущенные ресницы на равнодушном лице. А жизнерадостная, беспечная, всегда так мило смущавшаяся Садаё в этот вечер выглядела вялой и чем-то удрученной. Такой безысходной грустью веяло от этой красивой юной пары.
– Раз, два, три, – скомандовала Йоко. Сестры, положив руки на пояс, медленно закружились в танце. Кото, в казарме успевший отвыкнуть от всего красивого, некоторое время, как зачарованный, следил за движениями девочек.
Вдруг Садаё закрыла лицо руками и бросилась в маленькую комнату рядом с прихожей. И тотчас же все услышали ее надрывный плач. Кото, растерявшись, хотел было последовать за ней, но, увидев, что Айко, как ни в чем не бывало, продолжает танцевать, остановился. Айко танцевала с таким видом, словно единственным ее желанием было выполнить обязанность, возложенную на нее старшей сестрой.
– Ай-сан, подожди, – тихо, но с раздражением в голосе сказала Йоко, дрожа от едва сдерживаемого гнева. Ее возмущало бессердечие Айко, продолжавшей танцевать с невозмутимым видом, и в то же время злило своеволие Садаё, нарушившей приказание. Айко, опустив руки, спокойно стояла на месте.
– Саа-тян, что это значит, почему ты так неприлично себя ведешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126