Йоко вся съежилась, прижалась к стене и прерывающимся от слез голосом, в котором, казалось, слышались нотки смеха, крикнула:
– Уходите… уходите оба, прошу вас! Уходите сейчас же, ради всего святого. Прошу вас!
Кимура в волнении подошел к Йоко и положил ей руку на плечо. Она еще больше сжалась от страха и отвращения.
– Не трогайте меня… У меня боли… В животе… Уходите… Немедленно…
Курати позвал Кимура, они о чем-то пошептались, потом на цыпочках вышли из каюты. А Йоко, задыхаясь, все еще просила:
– Пожалуйста, уходите… уходите… И плакала, плакала.
19
Когда Кимура, приличия ради, поговорил о чем-то с Курати в столовой и, выждав время, снова постучался к Йоко, она по-прежнему лежала, уткнувшись лицом в подушку, а душа ее кружилась в водовороте каких-то странных чувств. Увидев, что Кимура один, она, превозмогая слабость, повернулась и обнаженной почти до плеча рукой безмолвно пожала руку Кимура. Он стоял, с состраданием глядя на Йоко, толстые губы его вздрагивали, на глаза навернулись слезы.
Йоко не хотела первой нарушать затянувшееся молчание, а Кимура, видимо, не знал, с чего начать разговор. Так они и молчали, не разнимая рук. Сентиментальность, неизбежная при первых минутах встречи, исчезла. И Йоко снова обрела то презрительное спокойствие, которое обычно вызывал в ней Кимура. Она чувствовала, как со дна души поднимается холодная насмешка, и это было ей неприятно. Рука ее, лежавшая в руке Кимура, стала липкой от пота. Ей захотелось выдернуть руку, забраться с головой под одеяло и там вволю посмеяться над стоявшим перед нею человеком. А Кимура, ощутив неловкость молчания, подыскивал нужные слова и наконец тихим голосом, в котором слышались слезы, произнес любимое имя:
– Йоко-сан!
Голос его прозвучал на удивление приятно. Йоко даже подумала, что никто никогда не произносил ее имя с такой поистине романтической пылкостью. И она нарочно крепко сжала его руку, а глаза устремила на его губы, словно поощряя сказать еще что-нибудь. К Кимура наконец вернулось красноречие, и он заговорил гладко, без запинки.
– В старину говорили: «Один день как тысяча лет». Так и я ждал вас!
Слова эти разочаровали Йоко, она едва не расхохоталась, настолько они были банальны. Но даже в ее сердце, принадлежавшем теперь Курати, не хватило жестокости посмеяться над искренней простотой Кимура. Она лишь с неприязнью подумала: «Именно это я в нем и ненавижу».
Но так же, как и Кимура, Йоко не могла побороть смущение и перейти на нужный тон. После ухода Курати она заперлась в каюте, чтобы спокойно обдумать, как лучше ей поступить, но так ничего и не придумала. Тут она вспомнила, что, когда уходила от Кибэ, у нее тоже не было четкого плана и поступки ее зависели от настроения. Тем не менее все были уверены, что Йоко очень тщательно все продумала. «Ничего, как-нибудь выплыву!» – решила она и уже совершенно спокойно предложила Кимура сесть. Потом положила руку ему на колено и, глядя прямо в глаза, промолвила:
– Мы и правда давно не виделись. Вы, кажется, немного похудели.
Кимура так расчувствовался, что не мог унять дрожь в теле, слезы струились у него по щекам. Как нарочно, одна слезинка повисла на самом кончике носа. Глядя на эту смешную слезинку, Йоко сказала:
– Я знаю, как много у вас забот, и очень волновалась, хотела поскорее приехать, но представьте мое положение. Чтобы добраться сюда, мне пришлось распродать решительно все, и то едва хватило…
Кимура поспешно перебил ее:
– Я это очень хорошо понимаю.
Он поднял голову. Слезинка сорвалась с кончика носа и упала на брюки. Йоко почему-то заинтересовал этот кончик носа. Он распух, наверное, от слез, стал красным и ярко блестел. Она знала, что неприлично так откровенно разглядывать человека, но никак не могла удержаться.
А Кимура терзался, не зная, как приступить к главному.
– Вы получили в Виктории мою телеграмму? – спросил он, чтобы скрыть неловкость. Йоко не получала никакой телеграммы, но невозмутимо ответила:
– Да, спасибо.
Она думала, как поскорее выйти из этого нелепого положения.
– Я сейчас только узнал от помощника капитана, – продолжал Кимура, – что вы хворали. Что с вами было? Нелегко вам пришлось. Я ничего не знал и лишь с нетерпением ждал минуты, когда смогу увидеть вас счастливой и лучезарной. Поистине испытания не оставляют вас. Чем же вы хворали?
Йоко слушала его и с неприязнью думала о том, как неделикатно со стороны мужчины так прямо расспрашивать женщину о ее болезнях. Поэтому она уклончиво ответила, что из-за перемены климата и пищи у нее обострилось давнишнее желудочное заболевание и она слегла. Он слушал с участием, страдальчески наморщив лоб.
Этот неискренний разговор стал надоедать Йоко. Кимура вызвал в ее памяти воспоминания о тягостных днях в Сэндае, о смерти матери… И чтобы переменить тему, она с деланным оживлением спросила:
– Ну, а как ваше дело?
Она умышленно употребила слово «дело», вместо того чтобы сказать «работа» или «как обстоят дела».
Выражение лица Кимура сразу изменилось. Он вытащил из верхнего кармана пиджака большой полотняный платок, ловко расправил его, звучно высморкался и так же ловко отправил платок обратно в карман.
– Очень плохо, – ответил он с горестной ноткой в голосе. Однако глаза его улыбались. Он рассказал, что японский консул в Сан-Франциско совершенно индифферентен к предпринимательской деятельности своих соотечественников в Америке, что в Сан-Франциско его, Кимура, постигла неудача, потому что он встретил там более серьезные препятствия, чем предполагал, – конкуренцию других японцев; что, как он и думал, предпринимательством нужно заниматься не на западе, а в центральной части Америки, особенно в районе Чикаго;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126