Она понимала, что Масаи сгущает краски, чтобы запугать ее, и тем не менее кровь стыла в жилах от его рассказов.
Курати служил ревизором еще во время японо-китайской войны и благодаря этому завел довольно широкие знакомства среди военных моряков и среди моряков торгового флота. Сейчас он возглавлял группу, занимавшуюся сбором военной информации. Теперь Йоко поняла, почему Курати стал таким мрачным и резким. В конце концов Йоко пришла к выводу, что не стоит отталкивать Масаи еще и потому, что он может защитить ее. По ночам она вспоминала каждое слово Масаи, мучилась, не могла уснуть. Ей приходилось теперь нести бремя еще одной важной тайны. И Курати, видно, почувствовал это. У него вошло в привычку время от времени останавливать на Йоко тяжелый, подозрительный взгляд, словно он опасался, не шпионит ли она за ним. Так между ними возникла еще одна преграда.
Однако этим дело не ограничилось. Из тех денег, которые ей давал Курати, Йоко никак не могла выкроить даже небольшую сумму для Масаи и под разными благовидными предлогами заставляла Кимура присылать ей деньги. Если бы она делала это во имя Курати, во имя благополучия сестер, она испытывала бы при этом какую-то своеобразную гордость, даже радость, близкую к отчаянию. «Ради любимого я готова на все». Но эти деньги попадали в карман Масаи, и сердце Йоко болело, хотя она прекрасно понимала, что в конечном счете это пойдет на пользу Курати. К каждому денежному переводу Кимура неизменно прилагал длинное послание. Любовь его к Йоко не угасала, напротив – с каждым днем она разгоралась все ярче. В работе, писал Кимура, были допущены ошибки и просчеты, поэтому он не добился ожидаемого успеха. Но все же он завоевал доверие, достаточное для того, чтобы пользоваться кредитом, и просил Йоко не стесняться и при первой же необходимости сообщать ему. Совесть Йоко восставала. Иногда она готова была во всем признаться Кимура и навсегда порвать с ним. Все это вызывало острую боль в сердце, взвинчивало нервы, усугубляло болезнь. Месяц цветов – май – подходил к концу, приближался месяц зеленой листвы – июнь. Йоко сильно похудела, только глаза лихорадочно блестели. Постепенно она превращалась в настоящую истеричку.
39
Полицейские уже облачились в летнюю форму, но погода в нынешнем году была неустойчивой: то становилось жарко так, что все завидовали белой форме полицейских, то наступали холода, и полицейских все жалели. Трудно было заранее предсказать, будет погода ясной или дождливой. От этой неустроенности в природе ухудшилось здоровье Йоко. Она постоянно чувствовала раздражающую тупую боль в пояснице, страдала от головных болей и все чаще с сожалением вспоминала ушедшую молодость. Она и не предполагала раньше, что погода может так сильно отражаться на здоровье, а теперь засыпала и просыпалась с одной лишь мыслью – о погоде. А чего стоило ей отвратительное ожидание еще одного отвратительного дня!
С начала мая Курати стал бывать у Йоко все реже. Иногда он исчезал на несколько дней. Она смутно догадывалась, что дело не только в ее докучливых домогательствах любви, дикой ревности и бесконечных припадках истерии. В так называемом предприятии Курати обнаружился какой-то роковой просчет, и Йоко понимала, что даже Курати бессилен что-либо исправить. Он, несомненно, прячется не то от кредиторов, не то от компаньонов, поэтому и исчезает. И все же страдала Йоко невыносимо.
Однажды она потребовала, чтобы Курати откровенно рассказал ей о своих делах. Ведь как нелепо – она, его любовница, знает о грозящей ему опасности, а помочь не может.
– Это как раз то, что женщин не касается. Если даже я попаду в переплет и одним концом ударит по мне, я не хочу, чтобы другим ударило по тебе. Поэтому и не рассказываю о своих делах. Где бы и кто бы тебя ни спрашивал, ты должна стоять на своем – ты ничего не знаешь… И не вздумай больше расспрашивать. А то я уйду от тебя.
Последние слова Курати прозвучали так мрачно и сурово, что у Йоко дух перехватило, и она решила больше не приставать к Курати с расспросами. Из рассказов Масаи тоже можно было понять, что женщина тут бессильна чем-нибудь помочь. И Йоко не оставалось ничего другого, как молчать.
В свое время Йоко твердо решила, что никогда не достигнет намеченной цели, если будет рассчитывать на других. В пути, который она себе избрала, забыв о нравственности, произошла встреча на «Эдзима-мару», эта встреча принесла ей необычайное блаженство и, казалось, открыла перед ней ослепительное будущее. Но не прошло и года, как новая жизнь, которой она отдала всю себя без остатка, поставив на карту свое доброе имя, стала рушиться на глазах. Достаточно было легкого дуновения ветра, чтобы воздвигнутая с таким трудом высокая башня опрокинулась. Йоко все чаще думала о самоубийстве. Когда Курати уедет, пойти к нему на квартиру и дать вдогонку телеграмму: «Есть срочное дело, немедленно возвращайся». Потом спокойно, прямо на постели Курати упасть грудью на лезвие меча. Это, пожалуй, самый подходящий способ опустить занавес своей жизни. В сердце Курати ещё тлеет любовь к ней. И, может быть, в ее последний час эта любовь, хоть на мгновенье, вспыхнет ярким пламенем. Это будет так прекрасно. Ничего больше ей не надо.
Однажды вечером, когда Курати не было дома, отчаяние овладело Йоко с такой силой, что она, не помня себя, выскочила из дому. Она не ощущала ни тепла, ни холода, лишь перед глазами надоедливо кружили рои маленьких жучков.
Йоко прошла немного, но вдруг вспомнила, что уже несколько дней не умывалась, и со страхом подумала, что на нее, мертвую, будет неприятно смотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126